Натан Дубовицкий - Подражание Гомеру [based on a post-true story]

не звездой — куда уж, думал ты —

а хотя бы ростком ржи

приподняться поперек пустоты,

чтоб увидеть, где даль и как жизнь.

Ты погиб за это всё, за этих нас

быстрой смертью, обогнавшей боль.

Так хотел не за так пропасть,

как-нибудь взойти над собой.

— Ну? — сказал Фреза.

— Извините? — не понял Танцор.

— Дальше-то что?

— Ничего, товарищ командарм.

— Это хорошие стихи?

— Не могу знать!

— Кто их сочинил?

— Внештатный корреспондент газеты, танкист, кавалер ордена Черной Молнии, позывной Трак.

— Это плохие стихи. Заумь и пораженчество. Про тоску какую-то. Какая еще тоска? И как можно родину называть грязью?

— Он не родину, а землю… тут имеется в виду, что простой парень из провинции, шахтер, или там тракторист, из поселка, где улицы некоторые без асфальта, пыльно там, а после дождя грязь… и все такое, а все равно это родина, и за нее жизнь можно отдать… в принципе…

— Ну разве что в принципе… Может, он и неплохой поэт, неопытный только. Дайте стихи, я немного отредактирую… — прервал командарм. Он что-то быстро начеркал и начертал на листке, поданном писателем.

Танцор с изумлением прочитал поверх прежних текстов крупные красные буквы:

Ты патриот. И я патриот.

С нами Россия,

Бог и Народ.

— Ну как? По-моему, стало гораздо лучше, — улыбнулся Фреза.

— Так точно, — неуверенно подтвердил Танцор.

ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

— Вижу, сомневаетесь. Придется объяснить. Кто такой, по-вашему, к примеру, Треф…

— Герой…

— Герой, герой, все верно, а еще кто? А вот кто. Сын алкоголиков, двоечник. В школе промышлял карманными кражами. Только неудачно. В сумку к какой-то тетке в автобусе залез, а там не кошелек, а маленькая собачка оказалась. Которая с перепугу укусила дурака за палец. Он завизжал от неожиданности, так и попался. Отсидел полгода на малолетке. Решил делом посолиднее заняться. Ограбить банк. Долго изучал разные банки. Нашел наконец, где охраны поменьше. Взял в подельники пару дегенератов, залезли ночью в хранилище. Взломали несколько ячеек, забрали оттуда металлические контейнеры на замках. Пришли домой, открыли контейнеры, а в них не деньги и не драгоценности, а знаете что? Пробирки с пробками. А знаете, что в пробирках? Сперма. Этот банк был, как оказалось, не совсем финансовым учреждением, а совсем медицинским. Банк спермы. Самое смешное, что за наводку Треф заплатил какому-то приблатненному проходимцу. Кинулся потом на наводчика, типа, деньги верни. А тот ни в какую. Просил, говорит, банк, получил банк. Какие вопросы?

В общем, не сложилась у Трефа на гражданке карьера. И подался он на войну. Ну, а тут расцвел. Герой нашего времени, легенда. Можно сказать, селебрити. Почему? Был ведь дурак дураком, а тут вдруг светоч! Поумнел? Ни в коем случае! Почему же тогда? А потому что война дело дурное. Временами хитрое, но никогда не умное. Как раз для таких, как Треф. По Сеньке и шапка. Это я к чему? Вы попроще будьте, подурнее. Для Трефа стихи печатайте, а не для Лоренцо Великолепного. Уловили?

— Так точно. Однако позвольте и возразить. Как это война дело дурное? А высокие технологии? Интернет вот Пентагон же придумал. И Джипиэс. И гениальные полководцы были же: Цезарь, Наполеон, Жуков… Вы вот тоже…

— Бросьте. Толстого читали? Льва? «Войну и мир»?

— Конечно, — соврал Бурелом.

— Он сам, кстати, воевал. И правильно подметил, что нет и не может быть ничего гениального в том, чтобы отправить конницу направо, пехоту налево и вовремя позаботиться о подвозе в армию сухарей. А хай-тек… какая разница, делаете вы дурную работу каменным топором, пулеметом Максима или кибероружием? Она же умнее от этого не становится.

— Наполеон был при этом законодателем, Цезарь…

— Наполеон, может, и был. Треф, однако же, не Наполеон. И Цезарь не Радиола. Я в вашу книжку заглядывал. Она достаточно глупа, чтобы быть популярной, но подлинной, некоммерческой народности, то есть не популярности, а именно народности, ей явно недостает. Тут надо еще проще, прямее… Вы чем, к примеру, ради отечества готовы пожертвовать?

— Э-э-э-э… У-у-у-у… у-уввв… у-уввсем… — растерянно сфальшивил писатель.

— Ну, всем-то не готовы, конечно, это вы уж хватили через край. Да всем и не надо. А вот умом-то как раз пожертвуйте, без этого в нашем деле никак. И тут уж не шланговать, тут уж по полной — какой ум ни есть, большой или малый, откажись от всякого, начисто откажись.

— Есть!

— Ведь люди эволюционно недоделаны и потому устроены несовершенно. У них целых две полости внутри — желудок и мозг. А природа, как известно, пустоты не терпит. И потому надо эти две полости в человеческом теле все время искусственно наполнять: желудок едой, мозг информацией. Необходимостью эти две дыры в хомо сапиенс все время чем-нибудь затыкать и определяется развитие цивилизации. А если человек голоден головой или животом, если пусто у него в мозгу и в брюхе, он своему хозяину этого не простит. Когда у вас под началом тысячи людей, умничать не надо. Личный состав у нас в основном из простых — к равиоли с чернилами каракатицы под трюфельной стружкой не особо приучен. Для солдатского желудка надо больше простой каши, а на изыски разные нет ни времени, ни денег, ни обычая, ни поваров. То же и для мозга — больше каши. Слова нужны округлые, твердые, ядреные, как перловка…