Георгий Пряхин - День и час

Это был ее первый опыт, тем не менее заметку опубликовали — под рубрикой «Интересные люди нашего района». Потом Ольга написала об Андрее Ивановиче Сторожеве. Сейчас это ветхий старичок, которого даже на лавочку перед домом — подремать на солнышке выводит под руку жена, тоже глубокая старуха, но сохранившая куда больше пороху, чем хозяин. А когда-то в войну Андрей Иванович Сторожев, передовик, стахановец, передал свои сбережения на выпуск танка для фронта. Танку присвоили имя — «Колхозник Сторожев» значилось крупными белыми буквами на башне. И воевали на нем сразу трое колхозников Сторожевых. Сыновья Андрея Ивановича. И воевали, и погибли, сгорели, сгорели в одночасье, не сберегла-таки родительская броня. А танк, оказывается, восстановили, он довоевал — и за Сторожева, уже тогда пожилого человека, и за его сыновей; а после войны, когда уже был списан вчистую, танковый полк передал его белорусскому городку, в котором дислоцировался. И танк водрузили на постамент у въезда в городок. Об этом была напечатана крохотная заметка в «Правде». «Колхозник Сторожев» на пьедестале» — так называлась заметка. Выходит, надпись не стирали все эти годы, и танк, получается, навсегда принял эту фамилию, тоже вроде бы стал и братом, и сыном.

То был год тридцатилетия Победы, и Ольга выхлопотала в колхозе поездку для своих учеников — в составе трех человек — на летние каникулы в тот белорусский городок. Пригласили с собой и старуху Сторожеву. Сама Ольга ехала за свои деньги. Детям, благо билеты за полцены, поездку согласился оплатить председатель колхоза. И, еще только ведя переговоры с Ефросиньей Карповной Сторожевой, Ольга снова подъехала к председателю: мол, надо выдать бабуле «командировочные». Тот поначалу ни в какую — ни дед, ни бабка в колхозе давно не работают.

И тогда Ольга срезала его, задерганного, злого — колхоз никак не мог выйти из посевной, — одним-единственным вопросом: как он думает, сколько стоит танк?

Председатель сам, к слову, из трактористов, служивший когда-то в танковых частях, сначала выпучил глаза, а потом рассмеялся:

— Ты права. Без вас вода не освятится, и черта лысого купил бы дед танк, не будь на то старухиной санкции…

Сообщение о том, что расходы по ее поездке колхоз берет на себя, прибавило решимости старухе Сторожевой. Дед же вместе с десятком кур был препоручен соседям и получил строжайший наказ не умирать самостоятельно. Дождаться…

Потом написала о замечательных корзинах, которые плетет для всей округи Василий Гаврилович Ионов. И все эти заметки шли под одной и той же рубрикой. И получалось, что «интересные люди района» чуть ли не все проживают в Белой. Или так — что в Белой проживают только «интересные люди». Да, в общем-то, думаю, бельчане и сами с интересом узнавали, какие они, оказывается, замечательные. Это Ольга знакомилась с ними, а выходило, будто они, свековавшие бок о бок, по новой узнавали друг друга. Знакомились. А то и с самим собой — подзабытым за долгие годы.

Вот откуда возникла вдруг в характере Белой давно не замечавшаяся ранее строптивость — рост самосознания! Интересные люди…

И вот однажды явилась к ней в гости Степанида Ефремовна Подсвирова. Самолично. Всю Белую из конца в конец преодолела. Дело было после полудня, Ольга одна возилась по дому. Удивилась, увидев, что в калитку к ней входит Степанида Подсвирова. Но виду не подала. Встретила во дворе, повела в дом. На их крутой лестнице бабка пару раз останавливалась, переводила дыхание. Опираясь на Ольгу, крепко стучала палкой в дубовые ступени и хрипло приговаривала:

— Постоит ишо. Постоит…

Они уже больше часу сидели с бабкой в комнате, и оладьев с клубничным вареньем отведали, и чайком вдосталь попотчевались, а Ольга все никак не могла сообразить, зачем это долгожительница к ней пожаловала. Не сообразила и тогда, когда Степанида, разомлев от оладьев и чая, сдвинув с головы на шею легкую белую косынку (прежде чем сдвинуть, чопорно поинтересовалась, нет ли дома Ольгиного мужа — что и без того было очевидно, — и обнажила седую, с неожиданно густыми волосами голову только после заверений, что никаких мужчин, за исключением разве что малолетнего сына, поблизости нет), спросила:

— А знаешь ли ты, дева, что в твоем доме бывал Чохов?

«Дочкой» ее тут звали, «невесткой» тоже. Но вот девой? Надо иметь богатую фантазию, чтобы сейчас, здесь, называть ее д е в о й. А впрочем — «дева Ольга». Идет, «ли́чит», как еще говорят здесь, в Белой, когда хотят сказать, что тот или иной наряд кому-то к лицу, хотя какие там в Белой наряды: старушечья юбка да кофта — вот и весь наряд. Была же, есть дева Мария…