В двенадцатом на пульте минёра ждал командир, хотя делал вид, что не ждал, а просто невзначай выглянул из двери.
— О, Славик! Готов?
— Всегда готов, тащ командир! Если родина, так сказать, то мы того… это… не подведём и вообще!
— Это ты молодец. Это ты правильно. Ты же минёр, а бесстрашие для минёра — первое дело! Давай, Славик, и, если что там, не поминай лихом. Наша служба, сам понимаешь!
Пульт за спиной командира задыхался. Там собрались все свободные от вахты провожать минёра и теперь какими там они усилиями не ржали в голосину, то для науки психологии до сих пор остаётся почти что главной загадкой. Гвозди бы делать из этих людей, одним словом, как мы уже с вами ранее выясняли.
В шестнадцатом Славика ждали старпом с комсомольцем.
— А ты чего в РБ? — удивился Славик.
— А у меня там, под моим люком лежит, тебя сейчас посадим и тогда уж я… пока ты осваиваться будешь.
— А я вот тебе, Славик, воска принёс, — протянул старпом минёру кусок чего-то похожего на пластилин, — в уши, а то парень ты у нас видный, а ну как Сирены нападут… этого-то (и старпом кивнул на комсомольца) прощелыгу они уже знают, а ты же что… свежее мясо для них…
И тут комсомолец не выдержал. За комсомольцем не выдержал вахтенный отсека, который прятался за электрощитами, за ним не выдержали в четырнадцатом отсеке, а уж потом не выдержал старпом. Держался до последнего — кремень, я же вам говорил.
Славик сел на порожек и понурился.
Отсмеявшись, старпом похлопал его по плечу:
— Да ладно, Славон, не обижайся! Когда над тобой смеются — это хорошо, вот когда плачут — тогда намного хуже. Запомни эту житейскую мудрость!
— Да я и не обижаюсь. А чего там в ангарах-то этих?
— Антенны связи, балда! Только мы ими не пользуемся почти, боимся потерять! Ты режимы связи учил-то?
— Учил.
— Ну принесёшь тогда зачётный лист — подпишу тебе. Оспаде, давно так не смеялся, это ты мне сейчас, считай, часа два жизни накинул! Что ж я, за это зачёт тебе пожалею?
— А он у меня с собой, лист. Вот, как учили. А может ещё средства выхода из ПЛ, заодно, подпишете? Ну… раз два часа, то два зачёта.
— Да ты нахал, батенька! Не столько мы над тобой издевались! Сколько ВСК у нас?
— Ну две — у нас же всего по два!
— Логично. Ладно, давай подпишу. Всё, не стой тут, а то передумаю — иди делом занимайся!
На обратном пути минёру хлопали в ладоши и поздравляли с лишением пилотской девственности. Минёр высокомерно раскланивался и вальяжно жал всем желающим руки — держал роль. Командир выйти с пульта не смог, а только махнул рукой (второй вытирал слёзы) — ступай мол, братец, ступай.
Вот это я понимаю, представление было! Вам бы понравилось, уверяю вас. Но знаете, кто в нём был главным актёром? Кто играл свою роль так идеально и гладко, что ни у кого ни капли сомнений в искренности происходящего не возникло? А сам минёр.
Ему Петрович сразу же и рассказал про то, что его разводят, но не таковы мы, минёры, чтоб вместе друг за друга горой не стоять, даже не смотря на угрозы пизды от старпома: хотя, ты, Славик, нас не выдавай всё-таки, а то страшно, и роль свою до конца исполни! Всё равно ведь не отстанут и не этим, так другим разведут, а так — успокоятся и только по мелочам подъёбывать будут, но это нормально, это у нас традиции такие: мы же тут все свои и кому, как не нам друг друга того… развлекать.
И минёр проникся, смирился, настроился и отыграл — никто подвоха не заметил, Петрович сам потом, по большому секрету, рассказал. А минёр мало того, что отыграл, так ещё два зачёта одним махом закрыл — ну не шельмец ли?
А в театр вы всё-таки сходите как-нибудь, а то потом, на свалке, что вспоминать будете? И заодно отпишитесь мне, как сходите, — дают ли всё-таки про матросов или стесняются. Уж больно мне это любопытно, про матросов-то.
Нет, вот вы всё-таки скажите мне, что нужно человеку для счастья? Вот вам, конкретно (вам, вам, не оглядывайтесь), чего не хватает, кроме денег? И я так говорю не потому, что уверен, будто вам их не хватает, а потому, что точно знаю, что они ничего не решают в этом вопросе, хоть вас ими и завалили, — как и остальные внешние атрибуты. А что решает? А как решает? Ладно, дело это запутанное и пока вы думаете, расскажу вам маленькую историю про одного Колю.
До пяти лет Коля рос в обычной полноценной семье: мама, бабушка, кот и отец — полярный лётчик-испытатель. Дома всё время были бабушка и кот, мама появлялась изредка потому, что много работала, а папа так и вовсе не казал носа из своих полярных льдов. Ну это и понятно: если мама техничкой в школе и сторожем на овощебазе была так занята, то что говорить о лётчике-испытателе?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу