Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

Ели и пили вдоволь, расходиться никто не спешил, потому что ну что там дома — телевизор? Не видали, что ль, того телевизора, а моряк из их деревни первый был, и где ещё такого наслушаешься, по телевизору-то ведь такого не расскажут — секретность, дело понятное.

Засобирались по домам далеко за полночь — небо уже начало светлеть и лес сделался вовсе чёрным, пугающим случайных путников, существом. Гости и собравшись не больно торопились, — толпились и договаривали разговоры.

— Вован, — подмигивали мужики, — ты Машку-то того… до дома проведи сходи, а то ночь на дворе.

— Ой, да ладно, ночь, — отмахивалась Маша, — кого я тут боюсь?

— Ну чудища какие, — не сдавались мужики, — оно, знаешь, как бывает в лесу-то ночью: пошёл человек и нет человека, только и клочок хустки на лещине и найдут. Бывало такое, да-а-а.

— Страшнее чёрного дембеля чудища нет, — отрезал разговоры изрядно захмелевший Вова.

— А что за зверь такой? Негр, что ли, какой? Откудова им в наших краях взяться?

— Да сами вы негры, эх, темнота!

— Ну дык расскажи, чо!

— История давняя, тем более, что с любовью связана. Так, с кондачка и не расскажешь… Потом уж, как-нибудь. Да и ночью нельзя, а то призовём, неровен час!

Но Машу провожать пошёл.

По деревне шли молча. В домах то тут, то там зажигались и быстро гасли огни, лениво брехали собаки — и они вроде как были одни, а вроде бы и нет, и каждый ждал, когда другой начнёт говорить первым. За деревней стоял туман, и одинокие лампочки над коровником и свинофермой будто плыли в воздухе сами по себе и вовсе не разгоняли тьму, а делали её ещё гуще. А в лесу-то и совсем хоть глаза коли.

— Ну так что ты там? — первой не выдержала молчания Маша.

— Да так, всякое, — Вова старался выдыхать в сторону.

— Девушку не нашёл себе?

— Где?

— Ну там.

— Да откуда там девушки, даёшь ты. Закрытая база, там девушки не водятся.

— А я тут вот, видишь…

— Да, что теперь, бывает.

— Ты на меня не обижайся, ладно?

— Ладно… да я уж успокоился. Сначала, да, конечно, а потом… молодец, что писала.

— Ну мы же друзья с тобой?

— А то. Спрашиваешь…

Лёгкий ветерок, гуляя с ними по тропинке, в лесу шумел в кронах сосен и чуть колыхал ленточки на бескозырке.

— О, слышишь, идёт кто-то навстречу, — прислушался Вова.

— Да ребята наши, с дискотеки возвращаются. Кто ещё-то? Не твой же чёрный дембель, — в нашей глуши, так и привидение за счастье встретить. Хоть какое, а разнообразие.

За поворотом тропы уже явно слышалось треньканье гитары и разговоры:

— … и вот, с тех пор бродит этот чёрный дембель по свету, да невесту себе новую ищет…

— Вася, бляха, ты год, как с армии пришёл, а всё байку эту травишь, — перебил рассказчика девичий голос, — ну не страшно никому, видишь же?

И тут компания вышла к Вове с Машей.

В первый миг показалось, что притих даже лес. Миг — и завизжали девушки: сначала робко, а потом, подбадриваемые друг дружкой, от всей души и во всех тональностях, раскручиваясь, как «Сирена» или «Тифон» воздухом.

Вова успел ещё оглянуться вокруг с целью узнать, что так всех напугало, а потом об него разбили гитару и всё куда-то поплыло. «Крестик! Крестик есть у кого?». «Осину, осину ломай!» …

— …где это видано? С каких это пор, а?

— Дядя Петя, да я же вам говорю, не специально мы, само как-то вышло…

— Всё у вас само, а подумать, мозги пораскинуть?

— Да ночь же, темно, Вася этот, со своим дембелем, а тут Вова ваш весь чёрный и девки орут…

— Драть вас некому! Повырастали лбы, а мозгов с горошину!

— О, дядь Петя, Вова проснулся! Вован, братишка, прости меня, а? Я же сдуру, понимаешь, от страха, ну не хотел я, пойми, а!

В фельдшерском пункте пахло йодом, карболкой, бинтами и мазью Вишневского, но всё равно вкусно.

— Как ты, сынок? Маша сказала, что пару дней тут у неё полежишь, а то мало ли, сотрясение мозга. А чего ты улыбаешься? У тебя всё нормально? Что болит?

Отец что-то спрашивал и спрашивал. Пришёл Вася с двумя девушками, и они тоже что-то говорили, объясняли, просили и умоляли их простить, а Вова смотрел в окно на синее небо с перьями облаков, слушал и улыбался — как всё-таки хорошо дома: птицы вон как поют, и жужжит кто-то из насекомых, и в фельдшерском пункте только одно лежачее место.

А на контракт он потом уехал, но уже с Машей.

Из центрального валил дым. Заходить в центральный боялись, но и аварийную тревогу объявлять не спешили — дым-то был не настоящий, а потустороннего, ментального свойства. В корабельных уставах и руководствах по борьбе за живучесть будущего, я уверен, появятся статьи, которые разъяснят подводникам, как действовать в случаях ментальных опасностей. Но то в будущем, когда все эти потусторонние воздействия на психику человека узаконят и научат ломать перед ними шапку. А мы-то с вами про прошлое сейчас. Про историю, можно даже сказать.