Франц Холер - Платформа №4

— А что правда?

Майер прижал пивную подставку к столу так, что она согнулась пополам.

— Послушайте вы, госпожа… госпожа Изабелла Раст. Я просто хотел у вас узнать, что случилось с Марселем. Вы мне сообщили. Верю я вам или нет — дело другое. Но справки вам давать я не обязан. Никакие. Счет, пожалуйста!

— Ладно, ладно, господин… господин Альберт Майер.

— Конрад! — прошипел Майер и тут только сообразил, что она его поймала.

— Ладно, господин Майер. Кофе за мой счет.

Майер сидел молча, пока не явился официант с вопросом:

— Посчитать вместе?

Изабелла и Майер отозвались почти одновременно: — Да!

— Нет!

Официант засмеялся. Взял у Изабеллы восемь франков, поблагодарил. Майер резко отодвинул скамейку и встал.

Изабелла тоже встала:

— Господин Майер, я отдала мобильный телефон Мартена его вдове. Пожалуйста, не звоните больше, она все равно не знает немецкого.

— Какого Мартена?

— В Канаде он называл себя Мартеном. Мартен Бланпен.

Майер уперся руками в стол и подался вперед, оказавшись так близко к Изабелле, что ей стало неприятно.

— Мартен Бланпен? Тогда это не он. А Марсель живой.

— Марсель умер. Можете не бояться, что он захочет поговорить с вами о прошлом.

— Я вообще никого не боюсь. Ни Марселя, ни вас.

Было до того очевидно, как сильно он боится, что Изабелла едва не прониклась к нему сочувствием. Но вдруг почему-то вспомнила, как один старик девяноста пяти лет взял да и съездил ей ни с того ни с сего кулаком, и на всякий случай сделала шаг в сторону.

— У вас есть мой номер телефона. Если вдруг сообразите, что это за тетя такая, звоните в любое время. До свидания, господин Майер.

— Прощайте.

Изабелла повернулась и пошла на улицу, к трамвайной остановке, мимо шатра, откуда неслось теперь «Пей, пей, братишка, пей».

Майер постоял минутку, затем двинулся в сторону поездов, но вернулся и взял со стола четыре франка, которыми собирался заплатить за свой кофе. С деньгами в руках он подошел к киоску со сладостями и купил себе пакетик пряничков.

Изабелла проснулась на диване, чувствуя себя настолько разбитой, что вдруг стала понимать старуху Маурер из предпоследней палаты в отделении, которая каждое утро начинает словами: «Я не могу встать». Изабелла спрашивает: «Почему не можете?» А та каждый раз отвечает: «Сил нету».

Ох, хорошо бы сейчас ее обняли рукой за плечи да помогли подняться. Зара говорила, нельзя переоценивать свои силы, вот что пришло ей на ум, и ясно стало, насколько та права. Надо же, какая усталость среди бела дня. Как будто вместе с желчными камнями она лишилась всех запасов энергии. Продолжая лежать на диване, Изабелла вспоминала, как ее пациент Михель, в прошлом директор школы, только придет время вставать, печально смотрел на нее полузакрытыми глазами и всякий раз спрашивал: «А зачем?»

Впрочем, она-то знает зачем. Она ведь решила записать по пунктам все непонятное в этой истории, раз уж сама в нее ввязалась. До среды, до самого отъезда Вероники — и это абсолютно ясно после утреннего разговора, — все равно ничем другим она заняться не сможет.

Вернувшись домой после встречи на главном вокзале, Изабелла приготовила себе какой-то растворимый суп, его надо только залить кипятком, помешать минуту да съесть, не очень-то понимая, что ты там глотаешь. К нему кусок хлеба, потом фруктовый йогурт, а потом она на минутку прилегла на диван и тотчас провалилась в сон.

Дрожа от озноба, она вскочила и вполголоса произнесла фразу, которую всегда повторяет своим пациентам в доме престарелых:

— Когда вы ложитесь, госпожа Раст, обязательно прикрывайтесь одеялом.

Пошла в кухню, накинула кофту, заварила себе китайского копченого чаю, уселась в гостиной с блоком чистых листков для заметок и принялась писать список.

Сверху она нарисовала шариковой ручкой большой вопросительный знак. Вместо точки под ним поставила кружок. Поразмыслила, с чего бы начать, и провела рядом с вопросительным знаком линию той же формы, двумя штрихами на кончиках соединив второй вопросительный знак с первым.

И написала под всем этим: «Юность».

Впрочем, о юности она сегодня утром кое-что узнала.

В центре листа она провела вертикальную линию, чтобы справа разметить по пунктам все, что известно. И написала слова «приемная семья» и «интернат». Однако причины, по которым он оказался в приемной семье, ей точно так же неизвестны, как и причины, по которым он угодил в интернат, да, кстати, а в какой? Поэтому на левой стороне листка под словом «юность» она опять написала: «приемная семья» и «интернат».