Франц Холер - Платформа №4

Да потому, что в прошлый понедельник днем он умер в Цюрихе, но его мобильник показывает, что утром он звонил в городскую администрацию, вот они и хотели бы узнать, с кем он говорил и почему.

Тут молодой человек посерьезнел.

— Послушайте, — произнес он, — я же не могу…

— Ой, только не надо про охрану прав личности! — оборвала его Зара. — Человек умер, теперь главная личность — его жена, то есть вдова, вот она стоит перед вами, она из Канады прилетела и ждет выдачи урны, вы что, не понимаете?

Девушка сверлила его своими темными глазами, пока он не опустил взгляд. Но потом все-таки поднял голову:

— А вы сами-то кто, позвольте узнать?

— Ее племянница! — не стушевалась Зара.

Молодой человек, поигрывая с шариковой ручкой, смотрел на телефонный аппарат.

— Ладно, — промолвил он наконец, — только ради вас. Позвонил какой-то человек и спросил про попечительский комитет, я обратил внимание на эти слова, ведь так только раньше говорили, и хотел соединить его с отделом социального обеспечения, но у них там с утра назначили важное заседание, так что до одиннадцати никого по телефону нельзя было застать.

— Спасибо! — сказала Зара. — Спасибо, я думаю, это он и был. Он представился как Бланпен?

— Очень может быть, но я не расслышал. Тем более что второй раз он не перезвонил.

— В одиннадцать утра он уже был мертв, — объяснила Зара.

— О, мои соболезнования, — произнес молодой человек, глядя на Веронику. — I am very sorry.

— Thank you, — поблагодарила Вероника. Молодой человек кивнул в ответ и обратился к Заре:

— Отдел социального обеспечения находится на втором этаже.

Вскоре они уже сидели напротив сухопарой женщины, представившейся как Штели, социальный работник, и имевшей вид столь удрученный, что Зара задалась вопросом, не является ли частью профессии это выражение лица, которое она нацепляет, входя утром в свой кабинет.

Когда Зара объяснила, зачем они пришли, предъявила ей свидетельство о рождении Марселя Висброда плюс выписку из книги регистрации граждан и спросила, не имеется ли сведений о человеке с этим именем в делах 1940–1962 годов, взгляд Штели стал еще более удрученным. К сожалению, документы этих лет пока не оцифрованы, так что ей придется поднять в архиве букву «В» за каждый отдельный год, и сегодня она этим заняться никак не сможет. Неужели это так важно?

Зара пояснила, что вдова господина Висброда, в Канаде назвавшего себя Бланпеном, в ближайшую среду улетает обратно в Монреаль, а до того хотела бы добиться ясности относительно юности Марселя Висброда, поэтому, если требуется, она, Зара, готова тоже пойти в архив и тем самым ускорить поиски.

— К сожалению, это исключено, — сказала Штели, — по причине охраны персональных данных.

Кивнув раньше, чем та произнесла последние слова, Зара раздосадованно спросила, нельзя ли навести все справки до полудня понедельника, когда они так или иначе приедут в Устер из-за судебного постановления о признании Висброда безвестно отсутствующим.

Социальный работник Штели окинула ее осуждающим взглядом, однако обещала постараться. После чего вышла в соседнее помещение, чтобы сделать копии обоих документов.

За это они будут ей очень благодарны, как подчеркнула Зара, когда Штели вернула бумаги и они с Вероникой уже стояли на выходе. Зара хотела было распрощаться, как вдруг на мгновение остановилась и задала такой вопрос:

— Какие причины могут заставить семидесятилетнего швейцарца, который живет за границей и провел молодые годы в Устере, звонить в отдел социального обеспечения?

Штели указала на свидетельство о рождении:

— Вы видели, кто его отец?

Зара кивнула:

— Да, это значит…

— «Неизв.» — это значит, что он не знал своего отца, и матери, возможно, тоже не знал, что он вырос в детском доме или воспитывался в чужой семье как приемыш, что тогда оформили либо опекунство, либо усыновление. В связи с любой из этих возможностей появляются вопросы, которые позднее хотел бы задать тот, кого они непосредственно касаются.

— Возможно, и мы сумеем задать эти вопросы…

— Возможно, — согласилась Штели. — Однако ответы могут оказаться крайне неприятными.

Зара вдруг почувствовала к ней симпатию.

— Так он, выходит, помер?.. — то ли переспросил, то ли подтвердил пучеглазый тип в коричневой фетровой шляпе, пристально глядя в глаза Изабелле.

Они сидели за столиком в «Федеральной брассерии» на цюрихском главном вокзале. В огромном помещении вокзала властвовал пивной шатер в сине-белую клетку, вот уже две недели воспроизводивший мюнхенский Октоберфест под названием «Цюрихские луга». Судя по обрывкам мелодий, доносившимся из шатра с разной громкостью, какой-то ансамбль — не то фольклорный, не то эстрадный — проводил проверку звукового оборудования. В одном киоске торговали пряниками в виде сердца и прочими сладостями, в другом вывесили майки с надписью «I LOVE YOU», а чуть подальше расположился тир, где девушка приветливо предлагала всем ружье, но никто не решался подойти и пострелять.