Добравшись к роднику в Пирене, он увидел двоих, ошивавшихся неподалеку, но лошадей – никаких, ни крылатых, ни обычных.
– Мы его спугнули, – сказал один из тех двоих. – Наверное, не сразу вернется. Робкий как я не знаю что. Убегает от малейшего звука.
Чужаки предоставили Беллерофонта самому себе. Он спрятался за лавровый куст и стал ждать. «Во всяких летающих лошадей я, конечно, не верю. Но мне просто интересно, как эти слухи вообще возникли. Должно же быть какое-то объяснение».
Солнце палило, и вскоре Беллерофонт уснул. Его разбудило тихое фырканье. Не очень осмеливаясь надеяться, он поднял голову и выглянул из кустов.
Слегка расставив ноги и пригнув шею к воде, на самом виду стоял белый конь. Крылатый белый конь. Никаких сомнений тут быть не могло. Крылья гладко стыковались с боками животного – никаких швов там, где какой-нибудь шутник мог бы приклеить или привязать их. Вот бы подобраться поближе к коню и приласкать его, заслужить его доверие. Беллерофонт на цыпочках пошел в обход по широкой дуге. У лошадей глаза по бокам головы, а потому подкрасться к ним незамеченным очень трудно. У них есть уши, которые лошадь способна обращать и назад, и вперед и улавливать малейшие звуки. А когда лошадь встает на водопой, и зрение, и слух включаются до предела. Беллерофонт и трех шагов не успел сделать к Пегасу, как конь вскинул голову, тряхнул гривой и, встревоженно заржав, умчал прочь. Беллерофонт смотрел, разинув рот, как копыта взбили воздух, крылья распахнулись, и через миг Пегас уже взмыл ввысь и скрылся с глаз.
С того самого мига Беллерофонт сделался одержим крылатым конем – и наяву, и во сне, и в грезах. В любой свободный час дня и многими долгими ночами Беллерофонт наблюдал за конем со всевозможных точек и из потайных мест. В надежде спрыгнуть коню на спину забирался на деревья, но зверь всякий раз унюхивал его. Всюду вокруг родника и на тропе, ведшей к очередному своему укрытию, Беллерофонт накладывал коню кучки яблок, морковок и сена, но Пегас был гораздо проницательнее. Беллерофонту разок удалось подобраться достаточно близко, чтобы прикоснуться к коню, но не успел Беллерофонт запрыгнуть ему на спину, как Пегас взбрыкнул, метнулся в воздух и умчал за облака. Оставалось лишь надеяться, что застенчивое, нервное созданье со временем привыкнет к запаху своего преследователя, к его голосу и присутствию и научится ему доверять. А пока Беллерофонт решил не оставлять Пегаса ни ночью, ни днем. Нет, не сдаваться.
Мать Беллерофонта Эвринома заметила темные круги под глазами у сына, его зевки и раздражительность, и сочла, что обожаемый сын страдает от безответной любви. Предпочтя не дразнить и не допрашивать чувствительного юношу на столь деликатную тему, она призвала жреца и провидца ПОЛИИДА и попросила его перемолвиться с сыном, как мужчина с мужчиной.
– Это не ее дело, – рявкнул Беллерофонт, когда Полиид изложил суть поставленной ему задачи. – Она не поймет.
– Разумеется, – согласился Полиид. – Зато я пойму.
– Ты-то конечно. Ты же прорицатель, а значит, наверняка уже осведомлен обо всем, чему предстоит случиться и о чем я думаю.
– А вот грубить незачем. Да, вижу я многое. Иногда лишь силуэты, очертания. Я смотрю в твои глаза и вижу… да, я вижу что-то, подобное любви. Но не к девушке. И не к юноше. Нет, я вижу коня.
Беллерофон вспыхнул.
– Не говори гадостей. Не влюблен я в коня.
– «Что-то, подобное любви» я сказал. Уж не тот ли это конь, о котором все толкуют? Конь, что зовется Пегасом?
При звуках этого имени Беллерофонта прорвало.
– Ох, Полиид, если б только удалось приручить его! Мы созданы друг для друга, я это чувствую. Но он меня не подпускает, и не удается мне сказать ему, что никакого вреда я ему не причиню.
– Ну, если тебе действительно необходимо объездить этого коня…
– Да, да!
– Ступай в храм Афины. Там тебе надо простереться на полу, закрыть глаза и попросить богиню о помощи. Ха! Я вижу разочарование в твоем взгляде. Знаю, ты думаешь, я шарлатан… О да, чего тут отрицать, именно так ты и думаешь… Но сам прикинь: если я не прав, что ты теряешь? Получишь возможность рассказать всем своим друзьям, что Полиид – старый жулик, клейма ставить негде, как ты и подозревал. А если я прав… что ж…
Бормоча про себя, какой же он доверчивый болван, Беллерофонт побрел к храму. Подождал до позднего вечера, пока не разошлись последние верующие, и затем двинулся в целлу, озаренную одиноким пламенем, что мерцало в медной плошке; здесь было пусто, если не считать древней, беззубой, но липуче-приветливой жрицы. Беллерофонт вложил серебро ей в ладонь, опустился на колени и простерся на твердом каменном полу, как наказал ему Полиид.
Читать дальше