Стивен Фрай - Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

Геракл, может, и не располагал бойкой живостью и обаянием Персея и Беллерофонта, умом Эдипа, лидерским даром Ясона или находчивостью и воображением Тесея, но у него было чуткое сердце – сильнее и горячее, нежели у любого из них.

Герой Беллерофонт был сыном то ли Главка, царя Коринфа, то ли Посейдона, бога моря [114] Как нам предстоит убедиться, у Тесея с отцом было так же смутно. . Совершенно точно, что матерью Беллерофонта была ЭВРИНОМА, особая любимица Афины, от которой и набралась она мудрости, смекалки и всех умений, какие олицетворяла собой эта богиня [115] Поэт Гесиод говорит об Эвриноме в одном своем тексте VIII века до н. э.: «С нежного тела ее, с одеяний серебрянотканых свет изливался божественный, веяло милой красою». [Гесиод, «Перечень женщин, или Эои», фрагмент 43А, стихи 74–75, пер. О. Цибенко. – Примеч. перев. ] Никто ничего столь же чудесного никогда не говорит обо мне. .

История Беллерофонта подсказывает, что пусть и был он строен, силен, отважен, образован и привлекателен, его все же самую чуточку избаловали обожавшие Беллерофонта мать и Главк, который, независимо от того, был он сам или Посейдон настоящим отцом, воспитал мальчика как родного сына и полноправного коринфского царевича.

Беллерофонт вырос осведомленным о слухах, что Посейдон-де забрался в постель к его матери и зачал его, но особого значения этому не придавал. С одной стороны, к морю Беллерофонта никогда не тянуло, да и божественных даров ему, по его собственным наблюдениям, мучительно недоставало. С другой стороны, был у него брат ДЕЛИАД, и они не походили друг на друга ни натурой, ни обликом нисколечко, а это, конечно, могло указывать на разное отцовство. С еще более другой стороны, Беллерофонт всегда находил общий язык с лошадьми. Лошади – это очень по части бога моря. В школе Беллерофонту рассказали, что на заре времен бог Посейдон сотворил перволошадь – в подарок сестре своей Деметре. Посейдон понаделал кучу всяких зверей и всех их повыбрасывал, пока у него не получилось безупречное созданье. Среди выброшенных животных, этих ошибок творения, были гиппопотам, жираф, верблюд, осел и зебра, с каждым шагом Посейдон был все ближе к идеальным пропорциям, красоте и соразмерности лошади. Но подростком Беллерофонт понял, что это всё сказки для малых деток. Как и прочие истории о богах, полубогах, нимфах, фавнах и волшебном зверье, какими ему забивали голову с тех самых пор, как он научился ходить и говорить. Одно он знал точно: Коринф – большой бурливый город-царство, здесь полно очень всамделишных и очень смертных мужчин и женщин; да, навалом тут и жрецов со жрицами, но ничего бессмертного или божественного Беллерофонту наблюдать не доводилось. Никакие боги никогда не являли себя ему, никого из друзей не превратили в цветок и не пришибли молнией.

Где-то ближе к четырнадцатилетию Беллерофонта поползли слухи о крылатом белом коне по кличке Пегас, о том, как он возник из горла обезглавленной Медузы и полетел на большую землю Греции. Отовсюду сообщали, что видели это чудесное созданье, но Беллерофонт отмахивался от таких вестей как от очередных суеверных фантазий для самых маленьких. И тут кое-кто из граждан Коринфа возбужденно заявил, что Пегас уже здесь, совсем рядом! Не в самом Коринфе, но все равно прямо за городом. Его видели трезвые свидетели, пившие из фонтана при Пирене (тот фонтан – не декоративный, а самый настоящий родник, бурливший из-под земли). Кто-то даже попытался подкрасться к Пегасу и взобраться к нему на спину, но конь всякий раз оказывался настороже [116] Посейдон был богом не только открытого океана, но и родников и ключей. Его отпрыск Пегас, вылетев из разверстого горла Медузы, впервые приземлился на горе Геликон. Ударил копытом по земле, забурлила вода и стала знаменитой Иппокреной, что означает «лошадиный родник». Геликон, как и Парнас, был излюбленным местом девяти МУЗ (см. «Миф», с. 77). Пить из Иппокрены – метафора поэтического вдохновения (как у Китса, желавшего «кубок чистой Иппокрены, искрящийся» в «Оде соловью»). [Пер. цитаты Е. Витковского. – Примеч. перев.] Но Пегас там не задержался – он полетел к коринфской Пирене, еще одному месту, священному для муз. .

«Беды никакой наведаться в Пирену и поглядеть, – сказал себе Беллерофонт. – В смысле, наверняка окажется, что это просто дикий пони с холмов, но приручить его все равно может быть занятно. Приделаю ему крылья даже да приеду в город верхом. И то потеха».