Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

– Сколько раз в неделю ты сюда ходишь? – попробовал спросить я.

– Около четырех, – ответила Мидори. – Вообще-то в этой больнице предусмотрен полный уход, но одними медсестрами не обойдешься. Они, конечно, стараются изо всех сил, но персонала не хватает, а делать все это кто-то должен. Поэтому без родственников никак. Сестра присматривает за магазином, поэтому на мою долю выпадает ездить сюда в промежутках между занятиями. Но даже при этом сестра приходит три раза в неделю, я – примерно четыре. Улучив свободную минуту, бегаем на свидания. Так и живем.

– Раз ты так занята, почему же часто со мной встречаешься?

– Мне с тобой нравится, – покручивая пластмассовый стаканчик, сказала Мидори.

– Иди погуляй где-нибудь пару часов, – предложил я. – Я пока посмотрю за отцом.

– Зачем?

– Тебе неплохо бы отвлечься от больницы и побыть одной. Поброди в одиночестве, развейся.

Мидори немного подумала и согласилась.

– Да, пожалуй, ты прав. А справишься?

– Я наблюдал за тобой. Думаю, справлюсь. Проверить капельницу, напоить водой, промокнуть пот, вытереть слюну, судно – под кроватью, проголодается – накормить остатками обеда. Что будет непонятно – спросить у медсестры.

– Пожалуй, справишься, – улыбнулась Мидори. – Только имей в виду – у него осложнение на голову, и он иногда несет всякий вздор. Порой сама не могу разобрать, что к чему. Если что, не обращай внимания.

– Не буду, – ответил я.

Вернувшись в палату, Мидори подошла к отцу и сказала, что должна отлучиться по делам.

– А за тобой присмотрит вот он, – показала на меня она, но тому, похоже, было все равно. А может, просто не понимал, о чем речь. Он лежал на спине и пристально смотрел в потолок. Если бы иногда не моргал, вполне мог сойти за мертвеца. Глаза налились кровью, как у пьяного; при глубоких вдохах слегка раздувались ноздри. Он лежал, не шелохнувшись, и не собирался отвечать Мидори. Я не мог себе представить, о чем он думает, о чем размышляет на дне своего помутневшего рассудка.

Когда Мидори ушла, я хотел было с ним заговорить, но не стал этого делать, не зная, что и как ему сказать. Тем временем он закрыл глаза и, похоже, уснул. Я сел на стул у изголовья и, молясь, чтобы он не умер у меня на руках, наблюдал за тем, как изредка шевелится его нос. И попутно размышлял: странно, если он испустит дух в моем обществе. Еще бы – я видел его впервые в жизни. Со мной его связывала лишь Мидори, а с нею отношения у нас не выходили за рамки общего курса «Истории театра II».

Но умирать он не собирался. Просто крепко спал. Стоило прислушаться, и еле различалось его сонное дыхание. Я успокоился и заговорил с женой соседа, которая, видимо, приняла меня за парня Мидори и долго рассказывала о ней.

– Она и вправду хорошая, – начала женщина, – старательно за отцом ухаживает, приветливая и любезная, внимательная и ответственная, к тому же – красивая. Береги ее и не спускай с нее глаз. Такие на дороге не валяются.

– Берегу, – ответил я первое, что пришло в голову.

– У нас двое: сыну двадцать один, дочери семнадцать. Чтобы сходили в больницу – не дождешься. В выходные – серфинг, свидания, постоянно куда-нибудь уезжают развлекаться. Кому сказать – позор. Только доят меня постоянно. Получат на карман – и след простыл.

В полвторого женщина, сославшись на то, что ей нужно за покупками, вышла. Больные крепко спали. Палату заливал мягкий солнечный свет. И я, сидя на стуле, едва не уснул сам. На столе у окна стояли в вазе белые и желтые хризантемы: на дворе все-таки – осень. В палате висел сладковатый запах нетронутой с обеда вареной рыбы. Все так же, еле слышно семеня, сновали по коридорам медсестры, но беседовали они при этом между собой весьма отчетливо. Иногда заглядывали в палату, но завидев двух крепко спящих пациентов, улыбались мне и куда-то исчезали. Я подумал: почитать бы чего, – но в палате не было ни книг, ни журналов, ни газет. Только висел на стене календарь.

Я вспомнил Наоко. Представил ее нагое тело, бабочку в волосах. Ее талию, туманность лобка. Почему она появилась передо мной так? Или это она ходила во сне? Или то была иллюзия? Шло время, и чем дальше я отстранялся от их маленького мира, тем больше начинал сомневаться в событиях той ночи. Если считать, что это было на самом деле, казалось, это действительно было. Если считать, что это иллюзия, начинало казаться, что я видел сон. Слишком отчетливо я помнил его детали, и вместе с тем все это чересчур красиво для правды. И тело Наоко, и свет луны…