Наталия Лойко - Обжалованию подлежит

Музыка гремела вовсю. Пары взялись за дело с энтузиазмом. Иные избранники хватали своих дам двумя руками за талии, другие прижимали ладони к дамским лопаткам, прижимали не просто, а с шиком оттопырив мизинцы. Скученность вынуждала толкаться на месте, но толкались в такт музыке, с блаженным выражением лиц. Девушки ухитрялись, невзирая на тесноту, изгибаться всем телом, не считаясь с тем, платья на них или плащи. Плащ плащом, а ноги, как правило, без чулок. Какая ни есть, а все же участница бала. Массовик — простите, церемониймейстер — не давал себе передышки. Его неумолчные реплики тоже, как видно, включались в стоимость туристской путевки.

— Молодцы! — Осип Борисович поддавал жару. — Чудесная смесь камаринской с шейком!

В среде «болельщиков» вспыхивают аплодисменты и смех. Смеется и Маша, готовая поддаться общему настроению, готовая пожалеть, что не находится в общем кругу, оторвалась от масс, не сумела сыскать себе танцора под пару.

Под пару… Впала в задумчивость, а там пошла витать в небесах. Не обязательно в небесной выси — от раздолья широченной реки, от текучей красы вот этого берега непрестанно перехватывает дыхание. А тут еще наползает туман — клочкастый, густой, вот-вот все окутает — тоже ведь волшебство! Казалось, все уже застлано, сизая завеса опустилась на мир. Но нет… опять по-волшебному! Откуда-то вынырнула, засияла луна, преобразив все окрест. Луна была не полной, а несколько на ущербе. На обратном пути Машу должен приветствовать уже полумесяц, он непременно уставится на нее раздумчиво-вопрошающим взглядом: «Обманул я тебя или нет? Сбылось мое предсказание?»

Волга величаво течет по своему извечному руслу. Покорно терпит возмутителей своего речного спокойствия, безропотно несет и несет на поблескивающей волнистой спине неисчислимую рать белых праздничных теплоходов. Плывут трехпалубные красавцы от причала к причалу, выплескивая на время стоянки шумливую толпу пассажиров. Оксана старается экскурсий не пропускать. Всего разок или, кажется, два отлеживалась в каюте — отдала дань несколько повышенной утомляемости. Но вообще-то она не меньше других охоча до зрелищ, до знакомства с населенными пунктами. Интерес, как у всех, а польза, считайте, двойная.

Скромный, редкостной прелести Плес, издавна чарующий живописцев, совсем вытеснил из памяти, заслонил собой невеселый двор с бездействующим фонтаном и раскормленными воробьями.

Заинтересовала столица Татарии, с университетом которой связаны имена Лобачевского, Ленина, Льва Толстого — всех великих не перечесть. По казанским улицам молодой Горький-Пешков, постигавший здесь свои премудрые университеты, разносил из пекарни горячие булки, пряча на дне корзины революционные прокламации. Тогда же он, по словам гида, безответно влюбился и сочинил перед несбывшимся самоубийством записку, ссылаясь на «зубную боль в сердце». Маша чуть не перекрыла своим голоском объяснения дотошного гида: «Что за боль? Мама, ты слышала про такое? Зачем человеку доходить до страдания? Любовь же для радости! — припала к материнскому дрогнувшему плечу. — Тебе-то этого уже не понять».

Оксана, понурясь, плелась, замыкая экскурсионную группу. Как это ей не понять? Будто «зубная боль» никогда не тревожит ее сердце? Кинув прощальный взгляд на казанскую улицу, названия которой так и не запомнила, она выпрямилась и сказала себе: от больного зуба надо избавиться, удалить вместе с корнем. Вот и весь разговор…

Ночью Оксана уснула не сразу. Хорошо думается, когда лежишь и смотришь в окошко, вглядываешься в таинственные очертания берега. То тьма, то поселковые тепло мерцающие огни. Забыты, Яков Арнольдович, палатные окна, за которыми ровное белое небо, каким его воспел Пушкин. Забыты, чтобы не помнить тяжелые вздохи и стоны внутри помещения.

Так славно, так хорошо, когда рядышком, а точней — над тобой родная веселая дочка. Уж ей-то наверняка не с чего стонать да метаться. Сейчас небось Машеньке видятся самые сладкие сны.

А Маше, между прочим, не спится. Тишина и покачивание располагают к мечтам. К каким? Это Машино личное дело. Она впервые отдыхает по-взрослому. Она вроде как на серьезном концерте. Это же настоящая музыка — обступающая тебя непрестанная красота. Музыка. Цветное кино.

Вчера после ужина на шлюпочной палубе крутили кинокартину. Фильм, сказать по правде, занудливый, тем более занудлив неустойчивый шаткий экран. Чуть налетит ветерок, экранное полотно вздувается наподобие паруса. Правда, один пассажир — определенно студент, не красавец, но видный собой, в деле усердный, — сумел его в два счета укротить, прочно натянул полотно, не дал больше пузыриться. Но фильм от подмоги того искусника интересней не стал, к тому же непрерывно мешали чужие затылки, а могли бы вести себя поуважительней по отношению к задним рядам.