Себастьян Фолкс - Дживс и свадебные колокола

– Спасибо. Ну что, я поговорю с Вуди или лучше ты?

– Я думаю, от тебя он лучше воспримет. Меня он до сих пор еще не совсем простил за те приставания к Амелии.

Снова вспомнив колледж Гонвиля и Кая, я пошатнулся и чуть не слетел с оттоманки.

– Назначим на понедельник, без пяти три, – сказала Джорджиана. – Как раз инструктор по теннису должен прийти.

– Вуди еще будет здесь?

– Да, он уезжает последним поездом. Ему во вторник выступать в суде.

– На чем мы остановились?

– «И я верна не меньше чем Шафал»…

– «Целуй сквозь щель: уста твои так сладки»!

Я наклонился вперед, отыгрывая поцелуй, как давным-давно в школьном спектакле, когда какой-то младшеклассник, не помню его имени, исполнял роль Стены, вытянув перед собой руку с раздвинутыми пальцами, обозначающими щель.

Возможно, в тот раз я запил школьный ужин всего лишь стаканом лимонада. Во всяком случае, не полпинтой первоклассного бренди сэра Генри. А может, уста, к которым я тянулся в Мелбери-холле, манили сильнее.

Не знаю уж по какой причине я оступился и рухнул с оттоманки. Падая, я инстинктивно схватился за торшер. Это чуть замедлило падение и смягчило удар, который пришелся по Джорджиане. Она, уже не впервые за время нашего знакомства, шлепнулась на пол.

Когда грохот затих, в коридоре послышались чьи-то гневные шаги.

Мы с Джорджианой переглянулись и, не сговариваясь, бросились к окну, хотя, конечно, Джорджиана чуть замешкалась, поднимаясь с обюссонского ковра, и таким образом я ее опередил. Раз – поднялась оконная рама, два – нога перекинута через подоконник, три – удар черепа о деревянную перекладину… Обернувшись, весь уже снаружи, я вновь испытал сильнейшее искушение чмокнуть Джорджиану на прощание, но кто-то уже дергал запертую дверь и вовсю лупил по ней кулаками.

– Стой, ворюга! – крикнула Джорджиана.

Я послушно остановился, но она замахала на меня руками, не переставая выкрикивать:

– Стой, ворюга!

Вустеры соображают быстро. Я понял, что она задумала, и со всей возможной скоростью обратился в бегство.

Чтобы успокоить нервы и прочистить мозги, я вытащил портсигар и, проверив, не видно ли меня из дома, закурил. Джорджиана, должно быть, объяснила разъяренному сэру Генри, что застала в библиотеке взломщика. А потом уговорила не вызывать полицию, поскольку ничего не пропало. Очевидно, лучше мне пока что никому не попадаться на глаза. Пусть сначала все успокоятся и сэр Генри удостоверится, что никакой бесчестный библиофил не похитил «Историю крестовых походов» в пяти томах, в переплете из телячьей кожи, с потемневшим от времени форзацем.

В задумчивости я забрел не то чтобы в настоящий лес, а нечто вроде рощицы. Там росли кедры, вязы и еще какие-то деревья, в темноте не разобрать. Может быть, березы. Высокие такие, стройные. Под ними я и остановился.

Днем я пропустил время, когда прислуга пьет чай, позже пообедал куском говядины с редькой, заел чеддером, а коньяк помог все это утрамбовать. Над головой у меня подала голос какая-то птица – наверное, козодой. Сначала как будто стрекотание, а потом причмокивание. Хорошая вещь – сад, а роща теплой летней ночью в Дорсете вообще рай, и в Месопотамию ехать не надо, или где там по теории леди Джудит он находился.

Не знаю, откуда у меня так не вовремя взялись эти древесные мысли. Спросите у кого угодно в клубе «Трутни», и вам скажут, что Б. Вустер по сути своей городской житель – человек ресторанов, театра и асфальта. У меня, может, наберется с полдюжины твидовых костюмов, даже брюки-гольф и охотничья кепка, но au fond [40], как говорят французы, я не приверженец деревни.

И все же той восхитительной ночью меня пробрало и во мне пробудился внутренний простак-деревенщина, с соломой в волосах и щербатой улыбкой. Я сел на землю, прислонившись спиной к стволу, и постарался изгнать из мыслей всяческих Венаблзов и Хаквудов. Просто дышал ночным душистым воздухом и вспоминал, какое счастье жить на земле, при всех упущенных мячах.

А потом какое-то существо с тысячей лапок попробовало забраться мне в штанину. Вот в чем беда: такие блаженные моменты на природе слишком мимолетны. Реальность не дает о себе забыть.

Часы показывали несколько минут после полуночи. Я знал, что ровно в половине двенадцатого Бикнелл, подобно добросовестному тюремщику, обходит дом и запирает все двери. Моя убогая каморка находилась, как мы помним, на четвертом этаже, с видом на конюшню. С передней стороны Мелбери-холла шла зигзагами пожарная лестница с красивыми перильцами на уровне второго этажа – надо полагать, возле хозяйской спальни. С обратной стороны дома таких удобств не было предусмотрено. Видимо, слугам полагалось в случае пожара спускаться по простыням или попросту прыгать из окна.