Как верующий отправляется в храм на вечернюю молитву, так одурманенный страстью игрок тянется в игорный дом, к драгоценно-мерцающему автомату. Замирает перед волшебным ящиком, как перед языческим идолом. Пьянеет от его неслышной сладостной музыки, его магических переливов и сверканий. Игрок приступает к игре, не нуждаясь в партнерах и свидетелях, — один на один с лучезарной бездной. Отдается тайной страсти, неутолимой, как рукоблудие, глубинной, как исповедь грешника, преступной, как самоубийство.
Игральные автоматы, словно бесовские часовни, были расставлены повсюду. В дорогих гостиницах и культурных центрах и музеях. В детских садах и тюремных изоляторах. Они стояли на кладбищах и в крематориях, в зданиях Государственной Думы и правительства. Когда самолет взлетает над ночной Москвой, сверху город предстает огромным, сияющим, словно павлинье перо, игральным автоматом, усыпанным бриллиантовой пылью. Обнаженной, танцующей в стриптиз-баре ночной красавицей, обвитой тончайшими нитками жемчуга.
Так думал Сарафанов, блуждая в бархатном мраке среди всплесков огня и музыки.
Он выбрал автомат с обитателями морских глубин, — розовые осьминоги и изумрудные черепахи, рыбы коралловых рифов и голубой, с острым клювом дельфин. Среди морских существ и водорослей выделялся затонувший, окованный железом сундук, который, в случае выигрыша, раскрывался, обнаруживая золотые сокровища, нити жемчуга и груды монет.
— Один из самых счастливых автоматов, — поощрил его выбор служитель, неслышно возникнув.
— По гороскопу я — Рыба, — ответил Сарафанов. — Будьте любезны, стакан сухого вина.
Ему принесли вино. Он сделал глоток, поставил бокал на пустое соседнее кресло. Извлек из портмоне сторублевую купюру. Вложил в тонкую щель. Автомат жадно сглотнул и зажегся всеми цветными лампами, замерцал яркими кнопками, словно переваривал пищу, истекая огненным желудочным соком.
Сарафанов неторопливо играл, прокручивая музыкальную шкатулку, подкармливая автомат небольшими купюрами. Ждал появления отряда «летучих мстителей».
Весь зал с разноцветными пультами, с игроками и мигавшими кнопками напоминал звездолет, летящий сквозь черную преисподнюю. Во мраке иллюминаторов вспыхивали сатанинские образы, являлись чародейки, существа потустороннего мира, и командир корабля, весь в черном, грозно и мрачно вел корабль к Черной Звезде.
Сарафанов с тревогой поглядывал на часы. Молодцы Вукова не появлялись. Быть может, их не пропустила охрана, углядев в молодых русских лицах угрозу наркотическому заведению. Или рама металлоискателя обнаружила под одеждой орудия, которыми вооружил бойцов атаман. Первый акт «дестабилизации» был под угрозой срыва. Сарафанов себя успокаивал, пил вино, слушал рулады голубого дельфина. Исследовал окружавший его мир глазами аналитика.
Нельзя было переиграть автомат. Механик, его сконструировавший, обеспечивал автомату победу над человеком. Редкие выигрыши, перепадавшие отдельному игроку, не перекрывали общего проигрыша всех, сидящих перед искусительными машинами клиентов. Автомат был создан как опытный карманник, вытряхивающий из кошельков азартных безумцев все содержимое. В состязании с автоматом была бессильна логика шахматиста, виртуозность шулера, колдовство чародея и мага. В автомат была заложена матрица, гарантирующая игроку поражение. Суеверные завсегдатаи искали среди автоматов «счастливые». Стремились угадать те из них, что уже утомились от многочасового обкрадывания. Верили: в игре обязательно должен был наступить «момент истины», но эта истина заключалось в том, что кошелек легковерного всегда оказывался пуст, семейный бюджет — обезвожен, душа — испепелена.
Прозорливцы, обладавшие интуицией, стремились угадать среди ритмов проигрышей и выигрышей тайную, ускользающую закономерность, математический закон, «синусоиду удачи». Оседлать ее, как наездник в виндсерфинге садится верхом на волну, мчится на ее стремительном гребне. Но это напоминало гадание на кромке облаков, когда в случайных, вечно изменчивых контурах пытаются нащупать судьбу.
Сарафанов очнулся, ощутив слабый толчок, едва уловимое смещение осей, крохотный вихрь, народившийся за пределами зала. Вихрь приближался, раскручивался. Там, где возникло турбулентное возбуждение пространства, появилась зыбкая цепочка людей. Легконогие, в одинаковых черных тужурках и напяленных на головы черных чулках с глазастыми прорезями, они бежали змейкой, огибая игральные автоматы, стойку бара, операторов, официанток с подносами. На бегу извлекали из-под курток длинные тяжелые шланги, похожие на милицейские дубины. Начинали молотить по игральным машинам, Каждый удар сопровождался взрывом. Разлеталось цветное стекло, сыпались искры, осколки. Из машины с хлопком выстреливал прозрачный шар света, словно раскупоривалась бутылка и вырывался запертый в ней дух. С каждым ударом в зале становилось светлее, будто свет, вылетавший на свободу из плена, разгонял таинственный сумрак. Мимо Сарафанова пробежал легконогий призрак, с размаха саданул дубиной в морские чудища, раковины, водоросли. Осколки посыпались на Сарафанова. Внутри автомата зашипел, заискрился бенгальский огонь. Сквозь прорези в черном чулке Сарафанов разглядел счастливые, безумные, молодые глаза, синие, как прожекторы.
Читать дальше