— Я деньги зарабатываю, Алексей Сергеевич, — еще темнея ликом, ответил Вуков. — Я с этими деньгами не в ресторан иду, а увеличиваю численность подразделения. Покупаю кое-что на черном рынке, о чем говорить нельзя. У кого еще деньги, кроме банкиров и магнатов? Сейчас мы доллары зарабатываем, а скоро силой возьмем.
— Грузин Сталин отомстил еврею Троцкому за лютое кровопускание, а мы, русские, терпим новых Троцких. Ни один волосок не упал с головы тех, кто разорил оборонные заводы России, сжег космическую станцию «Мир» и челнок «Буран», похитил несметные, накопленные народом богатства, ворует из Эрмитажа картины, а из Гохрана — алмазы. Кто называет русских рабами и воровским народом. Кто хулит Православие и мажет грязью Пушкина и Шолохова. Кто вывозит из России нефть, никель, древесину, чернозем, оставляя голый пустырь, на котором ты будешь стоить церковь и молить Господа спасти Россию. Зачем молить Господа? Ты и есть спаситель России!
Вуков гонял на скулах белые желваки. В нем бродило бешенство, подступая к кадыку, который дико гулял на жилистой шее. Это бешенство достигало предела, за которым из Вукова начинал рваться косматый тотемный зверь, готовый терзать и крушить, и в слепом негодовании ему было не отличить врага от друга, благодетеля от злого хулителя. Сарафанов, как опытный дрессировщик, чувствовал эту опасную черту, к которой он подводил звериную, обитавшую в Вукове сущность, не позволяя ей обнаружиться.
Мы готовы биться, готовы за Россию кровь проливать. В девяносто третьем году я пронес под землей в Белый дом гранатометы. Говорил Руцкому: «Приказывай, сожжем ихние танки к едреной фене!» Он приказ не отдал. Я гранатометы опять под землей выносил. Дал бы Руцкой приказ, грачевские танки как пакля бы горели! Мы бы из Белого дома вышли и двинули на Кремль!
— И чего бы достиг? Бейтаровцы, которые в американском посольстве укрылись, только бы лапки свои потирали: русские убивают русских. Опять гражданская война, как в восемнадцатом. Опять русский брат другому брату в живот штык втыкает, а русское золото и бриллианты текут в швейцарские банки. Это Бог тебя сохранил: не дал стрелять по русским танкистам. Отвел от тебя каинов грех.
Вуков тяжело дышал, водя могучей грудью. Его выпуклые глаза заволокла розовая пленка, как у зверя, ослепленного страстью. Эта свирепая страсть была направлена на Сарафанова, ставшего вдруг источником его страдания, дразнившего запахом крови, прижигавшего раскаленным шкворнем, от которого распространялся запах паленой шерсти и горелого мяса. И, чувствуя последний предел, к которому он подвел атамана, балансируя на смертельно опасной черте, Сарафанов искусно отвел от себя угрозу.
— Ты — настоящий русский богатырь! Герой! Пример русского мужества и отваги. С тебя надо писать картину былинного витязя. Ты — Микула Селянинович и Илья Муромец. Ты — Ермак Тимофеевич и Степан Разин. Все спрашивают: «Где нынешний Минин? Где князь Пожарский?» А ты и есть нынешний Минин и нынешний князь Пожарский. За тобой народ пойдет. Все сословия, все русские люди. И «красные», и «белые», и православные, и коммунисты. Одни понесут за тобой хоругвь с Богородицей, другие красное знамя с портретом Иосифа Сталина.
Вуков прикрыл мохнатой бровью один раскаленный глаз. Другим исподлобья недоверчиво взирал на Сарафанова, стараясь понять, чего хочет от него гость: вначале обидел, доведя до помрачения, а теперь награждает льстивыми, ласкающими слух похвалами.
— Ты знаешь лучше меня, в каком состоянии находится российская армия. Ее разложение достигло предела. Ее солдаты бегут из гарнизонов. Ее генералы воруют и строят роскошные дачи. Ее офицеры забыли о воинской чести. Но на смену этой падшей армии придет молодое русское воинство. Придут новые Семеновские и Преображенские полки. Ты возглавишь их. Я смотрел на твоих парней. Это истинные сыны Отечества. Из этих «потешных полков» ты создашь новую русскую армию, которая совершит свои первые подвиги, может быть, в той же Нарве, которую мы вернем снова в состав России. Или в Крыму, который ждет возвращения в состав Государства Российского. Россия — страна героев. В каждом русском солдате живет дух Александра Матросова. В каждом офицере — дух Суворова и Кутузова. Ты своей доброй энергией расколдовал сонных русских парней. Открыл им очи, влил в их сердца мечту о геройском подвиге. Этим ты и велик.
Вуков распрямился, убрал с колен набрякшие кулаки. Еще с недоверием, но уже с острым вниманием взирал на Сарафанова. Его хмурые глаза просветлели. С них сошла дурная поволока. Засияла синева с золотистой искрой радости. Богатырь был обескуражен этой высокой похвалой. Вкушал сладость услышанных слов.
Читать дальше