Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

— Что это? Почему столько лент на деревьях? — спросила Маша, изумленно и счастливо озираясь. — В воде целебная сила. Лечит от немощи, порчи, бесплодия. Люди вяжут узелок и дают зароки, — услышала ее стоящая рядом немолодая тонконосая женщина в намокшей черной юбке, с влажным, в каплях, лицом.

Сарафанов шагнул на плоский блестящий камень, переступил через сочный блеск и попал под брызги хлещущей из горы струи. Она оросила, ослепила, остудила лицо счастливым холодом, омыла губы несказанной сладостью. Он пил из горы, всасывал, жадно вбирал животворную влагу, чувствуя, как она падает на него, растворяется в нем, превращается в студеную сладость, бодрую силу. Гора была огромной давильней, выжимавшей из земли сокровенные соки. Он пил священный напиток земли, кристальную воду, не имевшую цвета, вкуса и запаха, но при этом благоухавшую неведомыми ароматами, ласкавшую губы неземной сладостью, рассыпавшую у глаз множество бриллиантовых брызг и летучих радуг. Внутри горы что-то сотворялось с водой. Будто кто-то незримый и богоносный опускал в нее серебряный крест, и она преображалась, меняла сущность, заряжалась святой, животворящей энергией. Была той изначальной водой, из которой рождались материки и острова, живые растения и обитатели лесов и небес. Той первородной стихией, из которой чудесным образом возник человек, преисполненный водяных святоносных духов. Он насыщался божественной праной, очищался от скверны, от тяжких бездуховных материй, от угрюмых страхов и похотей. Становился прозрачней и чище. Глаза, омытые водой, видели зорче, различали множество оттенков зеленого, голубого, алого среди мерцающих капель. Он плескал в лицо из горстей, и чувства его становились острей. Он улавливал множество запахов — мокрых камней, влажной земли, пряных трав, ароматных листьев. Слух ловил бесчисленные переливы водяных струй, удары мельчайших брызг, рокот множества бегущих ручьев. Он стал моложе, сильней, исполнен радостных чувств и желаний. Духи воды освятили его, омолодили его утомленную плоть.

Сарафанов, зажимая ладонью родник, чувствовал давленье горы. Думал, что к этим ручьям во времена оны спускались воины Трувора. Сходили омыть кровавые раны защитники изборской твердыни. Утоляли жажду стрельцы и ополченцы царя. Наполняли фляги пехотинцы последней войны. Множество крестьян и монахов, подвижников и страдальцев пили дивную воду. Быть может, здесь был Пушкин, завернув в Изборск по дороге в Михайловское. И он, Сарафанов, через святую воду сочетается со всеми, кто припадал к Словенским ключам, с огромным безымянным народом.

Он нашел в толпе Машу. Она хватала воду в пригоршни, лила на плечи, на живот. Ее платье намокло, прилипло к телу. Она казалась сотворенной из этих брызг, из сияющих плесков, — вышла из горы вместе с водой, молодая, прелестная. Он увидел, как она распустила волосы, вынула из них темную ленточку и, стоя в брызжущей воде, дотянулась до ветки, привязала к ней ленточку. Он любил ее, старался запомнить, окруженную блеском, держащую в руках мокрую зеленую ветвь.

Они спустились к озеру, великолепному, окруженному разноцветными холмами. Далеко, среди блеска, плыли лебеди, белые, сверкающие. В золотистой воде проскальзывали тени рыб. На сырой земле, у стекавшего ручья сидело множество крохотных синих бабочек. Сосали хоботками драгоценные капли. Взлетели, окружили Машу голубыми мельканьем. Она стояла, улыбаясь, в облаке бабочек.

— Ты повязала на ветку ленточку. Какой ты дала зарок? — спросил он, когда они возвращались обратно.

— Попросила того, кто живет в горе, и кто поселился в дереве, и кто обитает в воде, — пусть сделают так, чтобы у меня родился ребенок.

От Словенских ключей, по косой, восходящей к небу тропе они поднимались на Труворово городище — просторный, поднебесный, округлый холм с белоснежной церквушкой. В ее нежные стены были вмурованы кресты из черного камня, а легкая главка напоминала спелый маковый коробок. Чем выше они поднимались, тем становилось ветренней, светлей и воздушней. Казалось, гора слабо гудит и колышется, как переполненный воздухом, готовый к полету шар. Добрели до вершины, спугнув небольшое стадо овец, которые шарахнулись к церкви и смотрели со ступеней длинными зелеными глазами, обратив на пришельцев горбоносые библейские лики.

Сели на теплую вершину, в высоте под открытым небом, среди дрожащих цветов. И открылось великолепие мира, необъятный простор, который они созерцали с высоты, пребывая в полете, словно неслись на чудесном летящем ковре.