Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Когда он начал распространяться о конспирации, о долге, о дисциплине, она ладонью мягко закрыла ему рот и с дружеской иронией сказала:

— Тебе нельзя напрягаться. — Затем сменила компресс на его плече и бодро продолжала: — Я уверена, что они не найдут тебя. Лион — город большой, попробуй отыщи.

У Аристида потеплело на душе, он притянул к себе девушку, тело которой предательски затрепетало, и шепнул ей на ухо:

— Они смогут меня найти, если прочешут все дома Лиона. И если это случится, мы им скажем, что я твой любовник, что я пьяный ударился в темноте плечом о железные перила этого дворца. Случилось это вчера вечером ровно в двадцать два часа. Как ты думаешь, получится так?

Ариана лежала на спине и широко раскрытыми глазами смотрела в серый, потрескавшийся потолок.

— Если все, что ты делал до сих пор, получалось, то получится и это.

Аристид хотел опять притянуть к себе Ариану, но она мягко отвела его руку. Отказавшись от своего намерения, он стал воспроизводить в памяти ход налета, о котором с такой радостью рассказал бы ей.

…Его товарищи из лионской организации маки расположились в подъездах и за выступами стен. Когда тюремная машина с небольшим запозданием свернула в улицу, патриоты на мгновение растерялись. Перед ними был не «ситроен», а небольшой бронетранспортер «рено». Остановить его огнем стрелкового оружия невозможно.

Способность Аристида быстро ориентироваться в обстановке подсказала единственно правильное решение: притворившись пьяным, нетвердым шагом перейти улицу перед самыми колесами машины. Водитель, подготовленный ко всякого рода случайностям, резко затормозил, чтобы не сбить подвыпившего человека. Аристид отпрянул назад, но тут же, громко икая, проворно вскочил на подножку, чтобы необычайным образом выразить человеколюбивому шоферу свою необычайную благодарность. Это, конечно, пришлось не по вкусу сопровождавшим машину эсэсовцам. Сидевший рядом с шофером детина, не говоря ни слова, ударил Аристида прикладом автомата. Метил он в голову, но угодил в плечо. От боли Аристид слегка вскрикнул, однако рук не разжал. Ударить его вторично специалисту по стрельбе в затылок не удалось. Выигранное время позволило пяти партизанам — двое прикрывали подходы к улице — атаковать машину с арестованными, уничтожить всю эсэсовскую охрану и разоружить жандармов. Противник Аристида уже нацелился было выстрелить в него, но в тот же миг меткий выстрел в голову отправил немца к праотцам, в царство Одина.

Аристид передал Бертрана и Жюльена одному здоровенному лавочнику, который на заблаговременно подготовленной старой колымаге для перевозки мяса доставил их вместе с коровьими и свиными тушами в верховье Роны.

Офицера и еще четырех освобожденных смертников два партизана провели к реке и на пароме переправили на другой берег. Там каждый из них должен был сам решить, что ему делать дальше.

Крючконосому шоферу в берете тоже повезло — удалось найти спасительное укрытие под сиденьем. И если бы сидевший рядом эсэсовец в смертельной борьбе не отдавил ему три пальца на правой руке, он мог бы считать, что вышел из этой передряги целым и невредимым. С другой стороны, это легкое, хотя и болезненное ранение давало некоторые преимущества: жалкий вид воющего от боли человека, вышедшего из бронетранспортера навстречу примчавшейся команде вооруженных до зубов немецких «спасителей», повышал доверие к храброму помощнику партизан.

Вся операция длилась не более двух минут, и ни у кого не оказалось времени даже для благодарственного возгласа: «Merci, camarades!» [26] Спасибо, товарищи! (франц.) Излияние чувств пришлось принести в жертву жизненной необходимости дорожить каждым мгновением.

Зато теперь Аристида согревали сознание успешно выполненного задания и присутствие рядом — пусть хоть непродолжительное — женщины, кожа которой пахла миндалем и которую, кто бы она ни была, с полным правом можно назвать настоящей француженкой. Это расслабило его мускулы и успокоило перенапряженные нервы. Он погрузился в глубокий сон.

А в девять утра за завтраком наша необычная парочка узнала от ироничного официанта, что между полночью и рассветом все отели Лиона подверглись повальной проверке.

— Только наш коллаборационистский бордельчик оставили в покое, — балагурил официант. — И правильно сделали. Иначе они насобирали бы здесь слишком много собственной пьяной дряни. Сегодня ночью у нас почивал даже один очень важный гусь из гестапо.