Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Перевод Н. Барановой.

Скорый поезд номер 507 Париж — Лион отходил от перрона вокзала с большой осторожностью. Мосье Аристид знал причину такой осторожности. И машинист, и кочегар, и немецкий лейтенант, надзиравший за ними, хорошо понимали, что уже в нескольких сотнях метров от вокзала поезд подстерегают разные опасности: неверно переведенная стрелка, вырванный кусок рельса, отвернутые болты креплений, а то и мины, подложенные под шпалы.

Шесть недель назад американские, английские и голлистские войска высадились в Нормандии, и теперь те немногие поезда, что еще курсировали во внутренних районах Франции, получили в народе название «Mixed pickles» — смешанные составы: один вагон следовал с французскими гражданами, другой — с немецкими военными. Гитлеровцы полагали, что этот трюк удержит французских партизан от подрыва поездов, а английских и американских летчиков — от обстрела их из бортового оружия. Однако поезда, как и прежде, взлетали на воздух, а самолеты союзников по-прежнему прошивали их пулеметными очередями… Об этом знал не только Аристид, об этом знали все, даже немцы. Ехать с чрезвычайной осторожностью — так гласило общее предписание.

Медленный отход 507-го позволил Аристиду вскочить на подножку вагона в самом конце платформы, предварительно убедившись, что за ним никто не следит. Он оставался там какое-то время, пока не уверился, что после него в поезд никто не сел. А это означало, что до сих пор все шло нормально.

Аристид скрылся в туалете и начал приводить себя в наилучший вид: надел чуть набекрень жесткую черную шляпу с круто загнутыми полями, подкрасил в рыжеватый цвет Ирениной перламутровой щеточкой для ресниц несколько поблекшую бородку а-ля Адольф Менжу, вложил в карман пиджака белоснежный платочек, разгладил черного шелка футляр для зонтика, выпустил из рукавов крахмальные манжеты настолько, чтобы они были видны, однако не слишком бросались в глаза, стряхнул с хорошо сшитого темно-синего костюма каждый волосок, каждую пылинку, слегка опрыскал лицо одеколоном, внимательно осмотрел ногти, поправил узел галстука, навел блеск на ботинки и закурил сигарету. Теперь мопассановский «милый друг» был готов к бою.

С беззаботным выражением лица, с безразличием человека, для которого события мировой истории значат меньше, чем цвет орхидеи, он медленно шагал по коридору вагона первого класса и со скучным видом заглядывал в каждое купе, выискивал себе местечко поудобнее. Но, как обычно случается в поездах, напротив приглянувшегося ему места — в углу у окошечка — оказывался до тошноты неприятный визави — потный человек лет пятидесяти, с шарообразным брюшком. Он все время стирал крупные капли пота со своей лысины, стоная и фыркая при этом, будто находился не в поезде, а в бане.

В соседнем купе имелось одно свободное место. Оно было, правда, менее удобно, но зато привлекало тем, что справа у окошка сидела бледнолицая брюнетка с огромными темными глазами и чуть вздернутым носиком, который, по расчетам Аристида, успел понюхать запах не более двадцати восьми — тридцати весенних ветров.

— Пардон, мадемуазель, это место свободно?.. Я вам не помешаю? Большое спасибо! — Такова была немногословная вступительная часть разговора Аристида с молодой дамой.

Она подвинула на багажной полке свой огромный чемодан, освободив местечко для черного портфеля вежливого господина. Предложенная даме сигарета, полученный взамен шоколад («из Швейцарии от подруги, работающей в Красном Кресте»), глоток горячего кофе из ее термоса, глоток коньяку из его бутылки были вторым этапом, который оба пассажира завершили внешне невозмутимо и непринужденно.

Но Аристид несколько утратил свою невозмутимость, — к счастью, дама этого не заметила, — когда немецкий патруль потребовал предъявить документы. Откровенно недоверчивый взгляд офицера недвусмысленно говорил каждому, что все французы бандиты и их место в концлагере, что все они только и ждут дня, когда немцев вытурят из Франции, и ему плевать на их паспорта — он все равно не сможет определить, фальшивые они или настоящие. Аристид стойко выдержал этот взгляд. На его открытом, дружелюбно-наивном лице не отразилось ничего такого, что могло бы вызвать у немецкого офицера хоть какое-нибудь подозрение. Немец молча вернул Аристиду оба паспорта — его собственный и очаровательной соседки.

— Или он психолог, или я круглый дурак, — сказал Аристид, когда патруль удалился. И после умышленной паузы, во время которой брюнетка метнула на него быстрый взгляд, добавил: — Он принял нас за влюбленную парочку.