Трумен Капоте - Если я забуду тебя. Ранние рассказы

– У меня чудовищно болела голова, я прилегла отдохнуть и, должно быть, задремала, поэтому не услышала колокольчика на обед.

Она говорила с безупречной гладкостью и правильностью интонаций, коих мисс Берк добивалась от всех своих учениц, – юная леди семнадцати лет от роду, с родословной, материальным достатком и, разумеется, в высшей степени блестящим умом. Большинство ее однокашниц, однако, считали Этель весьма глупой в том, что касалось повседневной жизни. Этель же возлагала вину за свою непопулярность на Луизу Симон – француженку, обладавшую изысканной красотой.

Луиза была признана всеми в Академии «первой леди». Девушки ее боготворили, а преподаватели ревниво восхищались как ее умом, так и почти неправдоподобной красотой. Она была высокой, восхитительно сложенной, с темно-оливковой кожей. Гагатово-черные волосы обрамляли лицо и пышными волнами струились к плечам – при определенном освещении они излучали синеватый ореол. Ее глаза, как воскликнула однажды мадам наставница четвертого стола в порыве восхищения, были черны как ночь. Ее искренне любили все – все, кроме Этель и, вероятно, самой мисс Берк, которой не очень нравилось, что девушка оказывает на всю школу такое влияние. Она не считала, что это хорошо как для школы, так и для самой девушки. У Луизы были превосходные рекомендации из «Пти эколь» во Франции и Ментонской академии в Швейцарии. Мисс Берк не встречалась с ее родителями, которые жили в своем шале в Женеве. Все формальности были исполнены при посредничестве некоего мистера Николла, американского опекуна Луизы, от которого мисс Берк ежегодно получала и чек на оплату ее обучения. Луиза приехала в начале осеннего семестра, и через пять месяцев уже вся Академия буквально ела у нее из рук.

Этель презирала эту Симон, которая, по слухам, являлась дочерью французского графа и корсиканки – наследницы богатых родителей. Все в ней было ей ненавистно – ее внешность, ее популярность, малейшие особенности ее характера и манеры поведения. И Этель даже сама не могла понять – почему. Не только из ревности, хотя ревность играла значительную роль, не потому, что она думала, будто Луиза втайне смеется над ней или ведет себя так, словно ее вовсе не существует. Дело было в чем-то другом. У Этель имелись насчет Луизы подозрения, которые никому другому даже в голову не приходили, и она была решительно настроена выяснить, справедливы ли они. Вероятно, Луиза окажется вовсе не такой уж замечательной. Пусть сегодня Этель ничего не нашла в ее комнате, даже какого-нибудь письма – вообще ничего, но она улыбалась, глядя через весь зал на стол, за которым Луиза, весело смеясь и болтая, являла собой центр всеобщего внимания, потому что вечером собиралась кое о чем поговорить с мисс Берк.

Старинные напольные часы в приемной мисс Берк, где в нервном ожидании стояла Этель, пробили восемь. При тусклом освещении углы комнаты тонули в темноте – вся атмосфера приемной была холодной и сугубо викторианской. Этель ждала у окна, глядя на первый в этом году снегопад, укрывавший белым серебристым покровом голые деревья и пыльную землю. «Надо будет когда-нибудь написать об этом стихотворение – Этель Пендлтон. «Первый снегопад». Она вымученно улыбнулась и села на стул с гобеленовой обивкой.

На другом конце приемной открылась дверь, и из личной гостиной мисс Берк появилась Милдред Барнетт.

– Доброй ночи, мисс Берк, и огромное спасибо за помощь.

Этель вышла из тени и быстро пересекла приемную. У двери, ведущей в гостиную мисс Берк, она задержалась и сделала глубокий вдох. Она отдавала себе отчет в том, что собирается сказать, – в конце концов, мисс Берк должна знать о ее подозрениях. Этель убеждала себя, что делает это ради блага школы – не более того. Но в глубине души знала, что обманывает себя. Она тихо постучалась и подождала, пока не услышала высокий голос мисс Берк:

– Входите, пожалуйста.

Мисс Берк сидела перед камином с маленькой фарфоровой чашечкой кофе в руке. Другого света в комнате не было, и, усаживаясь на мягкую подушку у ног мисс Берк, Этель подумала, что все это чем-то напоминает мирную идиллическую сценку с рождественской открытки.

– Как мило с вашей стороны навестить меня, Этель, дорогая. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезна?

Этель чуть не рассмеялась, настолько забавной и ироничной была ситуация. Через пятнадцать минут эта пожилая невозмутимая дама испытает глубокое потрясение.