Александр Сегень - Похоронный марш

Мертвую птицу я отвез на кладбище и закопал в Юриной могиле. Я выкопал в могильном холмике неглубокую могилку-вкладыш и уже собирался положить туда коробку из-под новых ботинок, служившую теперь нестору-каке гробом, как вдруг ко мне подошел работник кладбища и, с подозрением приглядываясь к моим действиям, спросил:

— Ты чего это тут роешь, эй?

— Вот, — ответил я и открыл коробку.

— А чего это? — спросил работник кладбища, подозрительно оглядев дохлого попугая, очень похожего в своем картонном гробу на голубя.

— Видите ли, — вежливо объяснил я, — это могила моего брата. К сожалению, я не захватил с собой документа о захоронении. А это попугай. Он очень скучал по моему брату и от тоски издох.

— Без документа о захоронении не полагается, — сказал работник кладбища.

Я вздохнул, достал из кармана рубль и сунул его работнику кладбища. Он взял мой рубль и молча проследил, как я положил коробку с попугаем в могилу-вкладыш и аккуратно закопал. Он даже вздохнул и с задумчивым сочувствием произнес:

— Тоже ведь член семьи был. Скажи на милость! И наверно, звали его как-нибудь. Как звали?

— Что? — спросил я.

— Я говорю: имя было у попки?

— У попки-то? Стручок его звали, — ответил я.

— Ишь ты, Стручок, — усмехнулся работник кладбища. — Жалко, поди, Стручка?

— Мне не жалко, — сказал я и кивнул на могильный холм: — Вот Юра бы расстроился.

Через неделю после похорон попугая я уехал в Крым и впервые увидел южное море. Иногда, лежа на каком-нибудь камне, среди скал, по колено стоящих в воде, я подолгу, чуть ли не часами, мог любоваться тем, как плещется волна, омывая длинные волосы водорослей, и тогда мне начинало казаться, что это — единственная явь, единственная реальность, данная мне в мире, а все другое, что было в моей жизни прежде — лишь плод чьих-то недобрых фантазий. Я начинал верить, что нелепости и страхи, падения и смерти, игры и похороны — все это были лишь препятствия на моем пути в явь истины и света, и чувствовал себя новорожденным.

Она понимала, что очень хороша в эти минуты своего гнева и одновременно растерянности. И симпатичный загорелый парень — сразу видно, что недавно с юга, — вовсе не случайно шел за ней по пятам. Она видела, что он заметил ее еще возле подъезда высотного дома на Котельнической, из которого она выбежала, полная гнева и растерянности — куда идти? На ней было легкое платье в разноцветную клетку самых светлых тонов, в таких платьях тем летом разгуливало пол-Москвы, но она знала и ей уже говорили, что ей одной оно было к лицу и фигуре. Две-три секунды она стояла в раздумье — руки решительно всунуты в карманы на бедрах, пятка левой ноги воткнута в землю, так что носок ботинка висит в воздухе, рот приоткрыт, и кончик языка уперся в ложбинку между зубами и нёбом.

Тут загорелый парень подошел к ней, и она пошла впереди него в трех шагах, бросив в его сторону случайный взгляд.

Она не ошиблась, парень действительно удивился ей — ее решительно-растерянной фигуре, ее вспыхнувшей от волнения красоте. Дойдя за ней до перехода, где горел красный, он нарочно приблизился к ней как можно больше вплотную и успел услышать запах ее духов, смешанный с запахом тепла ее взволнованного тела. Она оглянулась и посмотрела на него строго, будто он наступил ей на ногу. Поэтому, когда загорелся зеленый, парень на секунду замешкался и снова шел от нее на расстоянии двух-трех шагов. Они прошли под мостом и пошли вдоль набережной. Она еще раз оглянулась на него, и углы ее губ сердито съежились.

В этот миг загремел гром, а еще через минуту брызнули первые капли дождя. Девушка ускорила шаг, загорелый парень тоже. Кремль впереди них моментально подернулся голубовато-серым туманом, и уже в следующие несколько секунд с небес обрушился бурный ливень — такой, как бывает только в кино, когда актеров поливают из шланга. Девушка остановилась, обернулась в сторону загорелого преследователя и вскрикнула:

— Придумайте что-нибудь!

Он оглянулся по сторонам — как назло, ни одной машины. И ни одного укрытия — до моста было уже порядочно. И тут его осенило. Он повернул голову налево и увидел, как к пристани подкатывает речной трамвайчик. Он схватил девушку за руку, и они побежали через дорогу к пристани. Через минуту они уже были на нижней палубе, над головой у них белела надежная крыша.

— Замечательно! — воскликнула девушка и вытянула руку в дождь. По руке забарабанили тугие крупные капли; было приятно, что они уже не страшны, и девушка сказал: — Жуть какая!