Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

Оторвав от окна, он осторожно, как топор, пронес над ее головой взгляд к Махалу:

– Куда везти? – Он толкал по вокзальной площади тележку с ящиками – последний упирался ему в подбородок. Рядом Махал волок складной столик и стул. В два, когда пришла Наташа, он продал только одну кассету. Наташа только фыркнула, получив ответ на свой вопрос. Она встала за столик, а ему сказала: – Иди пообедай. Я чай сделала… – но он уже шел к автомату напротив, держа 15 капеек в кармане.

(Под взглядом Наташи.) Он взял ружье и, не обращая внимания на недоверчивый, раз в три мишени, комментарий, погасил три ряда по очереди, получил призовую игру и остановился. Зачем все-таки он это делал? Сейчас. А тогда, на вокзале в Ленинграде, когда – а когда именно? – но память не отвечала на запросы, вместо этого с пугающей экспрессивностью делила подробности: ехал, не в Сестрорецк, раньше, и дальше, в Крым, Алма-Ату, и так, налегке, подошел к автомату, сыграл, получил призовую игру, свистнул, руки в карманы, отошел.

Мозг заметался, ища выхода, – по счастью он удержался, не поддался и медленно расстрелял и призовую игру, убедился, что второй не будет, вложил ружье с тонким железным тросиком, выходившим из затыльника и связывавшим его с железной будкой (а внутри провод) – в подставку, и пошел, избежав прощания с Наташей.

На пятнадцать копеек чебурек не купишь. Зайдя в вагон, отперев его длинным взятым у Наташи ключом, он прошел в подсобку, и поискал, нельзя ли чего-нибудь сделать с цветущим творогом.

Можно было бы, будь электроплитка. И ложка муки. Сделал бы сырники. Все-таки он вычерпал плесень, стряхивая ее в ведро, и вычищенный творог переставил в самый холодный, по видимости, угол.

Может удастся этим паскудством прикормить какую-нибудь гадюку. Освободив от книг и банок среднюю полку, он присел на нее и качнул, проверяя, – потом вскинул ноги и лег. Как полка в морге. Руку он положил под голову, другой накрыл глаза.

Наташа пересчитала деньги, слюня, щурясь, заглядывая в бумажку. Подняла голову.

Николай отвернулся. Он, на улице, курил. Потом повернулся. Наташа в окно поманила его пальцем. Он отвернулся.

– Махал сказал выплачивать тебе сразу, – когда он вошел.

Она протянула ему бумажку. – Распишись. – Он взял ручку.

– Кассу снимать умеешь?

Он разогнулся.

– Снимал когда-то.

Две линялые купюры перекочевали к нему в карман. Можно было теперь купить чебурек. – Что ты любишь, – сказал он, – цветы или шоколадки?

Наташа остановилась в повороте и уставилась на него, сбросив очки на кончик носа. Минут пять смотрела.

– Офонарел? – сказала она. Для понятия подняла палец и звучно постучала им по лбу.

– Три красавицы небесных, – сказал он, – шли по улицам Мадрида. Дона Клара, дона Рэса и небесная Флорида. Вдруг на улице большой мальчик нищий мальчик грязный, мальчик бедный и больной. Мальчик просит подаянье.

– Чего, чего? Это ты мальчик? Клоунада! Ой, не могу! Дальше-то что?

– Они ему денег дали. А последняя поцеловала. «Но щедрее всех Флорида, – процитировал он, – Не имея ни реала Опустилась на колени И его поцеловала».

– В это время проходил, – запел он, – продавец букетов разных, и его остановил мальчик нищий, мальчик грязный, и короче – переходя на шаг – все деньги отдал, и красавице поднес. Что его поцеловала.

– Ну понятно, – сказала Наташа. Она задумалась. – Это ты мне, что ли, хотел? Шоколадку.

– Ну. А ты мне ключ.

– Че-во-оо?.. – Наташины очки взыграли, взблеснули весельем.

– Я здесь спать буду. Сторож по совместительству.

– А Махал знает?.. – недоверчиво. – Слушай, – осенило ее, – ты ему часом не родственник?

– Племянник.

– Тогда не дам. – Наташа перешла на официальный тон. – А пошли вы все, знаете куда, с вашими связями? – проскандировала она, отступая вглубь, под защиту крепостных стен. Гаубицы приняли ее в объятья: – А мне потом втык. Вот пусть тебе Махал и дает. Мне он ничего такого не говорил. Сказал: научишь его снимать кассу. Все? Все. Свободен.

Так как он молчал, то она высунулась посмотреть. – Чего ты там встал?

– А что?

– Что, – передразнила она. – Кассу! А ты думал – что? Штаны твои? Кому они нужны, такие красивые. – Фыркнув, отлепившись от стены, она поплыла в угол, выписывая презрительные восьмерки, продолжала оттуда говорить: – Каждую покупку выбиваешь. Чек отдаешь покупателю. Налоговая нагрянет в любой момент. И все. И Махалу штраф. А Махал штрафы не любит. В кассе у тебя должно быть ровно столько, сколько выбито. Поял? А не как сегодня. Не больше и не меньше. Смотри, потом будешь говорить – не понял! Два раза не показываю. – Аппарат загудел, вращая внутри и выпуская толчками длинную ленту со следами проглоченного за день. – Подкалываешь в эту тетрадь.