Ирина Василькова - Стожок для несуществующей козы

— Или розу… — машинально добавила Леля.

— Ну да, или розу! — обрадовалась Сонечка. — Просто махровый штамп!

Еще ей нравилась тишина. Правда, она созналась, что почему-то не может вынести ее больше суток.

Насчет своего появления здесь она даже не комплексовала. Видимо, разыгрывала на шахматной доске свою многоходовку — Леля в качестве фигуры там просто не присутствовала.

Светились во мраке две оранжевых сигаретных точки. Одна дрожала, другая нет.

— Да вы не переживайте! — объясняла нежная барышня. — Это мимолетная влюбленность. И вы же понимаете, что одно — жизнь, а другое — литература. Мне надо, чтобы Максим Андреевич меня в свой обзор вставил. А то облом: мне уже двадцать пять — и никакого литературного имени. А вам я завидую, честно — каждый день с таким человеком общаться! И потом, в вашем возрасте — реагировать на такие мелочи? Жена — это ведь совсем другой статус!

Леля вздыхала. В двадцать пять откуда знаешь, что возраста не бывает. Внутреннего, по крайней мере. А про статус жены — тем более.

Они допили пиво, и Сонечка оживилась:

— Хотите маленький праздник? Я вам должна кое-что подарить. Вы такая замечательная! В дом, идемте в дом!

Там она достала из рюкзачка лист с фосфоресцирующими наклейками и самолично налепила на косой потолок мансарды звезды и большую круглую луну. Прямо над Лелиной кроватью.

Утром гости уехали.

Солнце было почти южным, небо синим, но Леля чувствовала себя тускло, как опальная королева. Королеву должно играть окружение — а окружения не было. Покинутость можно преодолеть, лишь погрузившись в анестезию неотложных дел. Она вытащила на газон желтый пластмассовый тазик и взбила в нем мыльную пену. Стирка тоже бывает приятной, когда возишься в жаркий день с водой. Подтянуть шланг, вылить, налить, прополоскать, развесить. Максимова клетчатая рубашка захлопала парусом на ветру — стало веселее. Кинуть в рот клубничину, прямо с грядки. Вспомнилась почему-то строчка из Алана Милна: «Королева в спальне хлеб с вареньем ест».

Через забор хитрыми узкими глазами смотрел Саид. Потом стал приближаться тихим кошачьим шагом. Обнял сзади за талию, когда она, вытянувшись на цыпочках, вешала простыню.

— Красавица! — сжал ее в железных объятиях. — Ну что, Ольга Петровна, даром пропадаешь? Я все видел! Хочешь узнать, какой кароший бывает восточный мужчин? Какой горячий?

— Ну, блин! — вырвалась она. — Тоже мне горный орел! Знаток зороастризма! Ты лучше скажи, почему у меня душ протекает, и опять в Валентинину сторону?

— Глупый какой жэншчин! — загоготал он. — Будешь со мной спать, никакой протечка не будет! Еще сам придешь!

Она сделала вид, что ничего не слышала. Могла бы по физии мокрым полотенцем, но стройка-то не закончилась еще.

Течение жизни временно не радовало. Газон был безнадежно затоптан и присыпан цементом. Упавший забор приделали криво. На розах паслись тли, а яблони сердито топорщили засохшие сучья. За забором то и дело возникала хитрая рожа Саида. Но с судьбой следовало побороться, абсурдную реальность преобразовать в литературное произведение — обсмеять, переформулировать, а потом выровнять крен. Опрыскивая кусты «Интавиром», Леля бормотала себе под нос:

И не то чтобы все сразу сгармонизировалось, но теперь Леля убедилась, что самый дешевый антидепрессант — это лимерик.

А Мустафа когда улыбался, то становился похож на смышленую обезьянку.

На этот раз появился с пилой и радостно объявил:

— Пришел твой сад чистить. Я агроном был, в обрезке толк понимал. Сама почему не обрезаешь? Дерево ласку любит.

Он возился полдня, и от яблонь осталась половина. Спилы аккуратно замазал по-азиатски глиной, отмахнувшись от предложенного садового вара. Сухих стволов не было жалко, но обрубки торчали как-то слишком уж инфернально. У любимой антоновки из трех стволов остался один.

— Не волнуйс, твой дэрево живой будет! — успокаивал Мустафа.

— Сколько я вам должна? — спросила Леля.

— Не мне! — заволновался экс-агроном. — Дэньги Саиду, сам решит. Не имею права, это он бригадир.

— Ну, дурни! — ликовала из-за парника Валентина, делясь радостью с Федором. — Он ей яблони обрезал по-таджикски, а в нашем климате такое не пройдет! Все засохнет! А глину наши осенние дожди размоют! И даже цену не зная, идиотка, согласилась! А еще книжки пишет!