Рут Хоган - Мудрость Салли

Салли спит, а я неловко топчусь на месте, раздумывая, остаться или уйти. Если останусь, то могу помешать ей, но я очарована. Ветерок стихает, тишина усиливается. Воздух густой и тяжелый, но я чую приближение дождя. В отдалении слышатся первые раскаты грома, и у меня по затылку пробегают мурашки. Люблю хорошую грозу. Салли открывает глаза и улыбается мне, словно именно меня и ожидала увидеть при пробуждении.

– Иди нафиг, – бодро говорит она.

– Скоро дождь, – я протягиваю ей руку и помогаю встать.

– Чудесно. Давай поднимемся туда и посмотрим.

Судя по невнятному жесту Салли, она предлагает подняться к часовне. Она берет меня за руку и спешит туда в радостном предвкушении. Снова гремит гром, на этот раз гораздо громче, отдаваясь дрожью у меня в ребрах и зубах. Когда я была маленькой девочкой, моя благонамеренная бабушка рассказывала мне, что небеса грохочут, потому что Бог переставляет мебель. Честно говоря, гигантский сервант, упавший на землю и раздавивший меня в лужицу из костей и мяса, пугал меня гораздо сильнее, чем метеорологический феномен. Начинают падать большие капли дождя, Салли хлопает от восторга в ладоши и пытается поймать их высунутым языком. Она поднимает голову и наслаждается прохладными струйками на лице, совершенно не беспокоясь о вымокшем платье. Мы проходим мимо огромной сосны, которая могла бы прекрасно укрыть нас обеих, но Салли тащит меня дальше.

– Никогда не стой под мерзавцами во время грозы, – серьезно поучает она, когда снова раздается треск грома и небо разрезает молния.

Я уверена, что она имеет в виду деревья, и припоминаю, что в детстве осведомленные взрослые говорили мне то же самое, но уверенности нет. Если в дерево ударит молния, то, действительно, оно может сломаться, упасть и, если ты под ним стоишь, задавить насмерть. Или просто ужасно искалечить, или ты отделаешься парой царапин. Но, с другой стороны, если ты будешь избегать деревьев и встанешь на открытом месте, то станешь для молнии основной целью, а у прямого удара куда больше шансов стать фатальным. Мне всегда казалось, что, если поблизости нет зданий, чтобы спрятаться, лучшая стратегия – бежать зигзагами что есть силы. Ведь в движущуюся цель явно сложнее попасть? Когда мы добегаем до крыльца часовни, гроза окончательно расходится. Восторг Салли заразителен, и с каждым ударом грома и всполохом молнии мы пищим от удовольствия и хватаемся друг за друга, как дети на фейерверке. Когда гроза достигает пика и небо прорезает очередная молния, Салли поворачивается ко мне и подмигивает.

– Это чувство похоже на любовь с правильным мужчиной. Кружит голову, сбивает с ног, встряхивает и перекручивает все внутри!

От избытка чувств Салли стучит себя по груди, и я впервые замечаю маленькое, но изысканное помолвочное кольцо с бриллиантом и опалом на безымянном пальце левой руки. Мне и в голову не приходило, что у Салли может быть мужчина, любовник или даже жених, но прежде, чем я успеваю спросить про кольцо, она расправляет плечи, широко раскидывает руки и начинает петь. Гром и молнии – прекрасный аккомпанемент к набирающей силу мелодии «О Фортуна» из оперы «Кармина Бурана», и я снова изумляюсь и восхищаюсь, что нахожусь рядом с этой необыкновенной женщиной. Дождь ручьями стекает по тропе от часовни и растекается в лужи на траве, где после грозы будут купаться дрозды. Гром постепенно стихает вдали, и молнии угасают, как бенгальский огонь. Выступление Салли тоже заканчивается, она низко кланяется в своем насквозь промокшем платье под мои бурные аплодисменты. И поднимает свою старую холщовую сумку.

– Пора пойти надрать задницы дроздам.

Все еще идет сильный дождь.

– Ты утонешь!

Салли поворачивается и обнимает меня, быстро, но так сильно, что я задыхаюсь.

– Это всего лишь вода! – отвечает она.

Наблюдая, как она уходит в сторону парка, я размышляю, что, если ее слова правдивы, я никогда не была с «правильным» мужчиной. Мои отношения в лучшем случае были подобны шквалистому ветру, а ноги подкашивались лишь во время утреннего токсикоза. И я снова думаю о том олимпийце! Салли превращается в отдаленную фигуру, она неторопливо идет, наслаждаясь дождем, и подол ее платья волочится по лужам. Горячий влажный воздух ушел, мокрая трава и листья пахнут свежестью и чистотой. Моя Офелия добирается до ворот, она тоже промокла насквозь. Промокла, но явно не собирается тонуть.

Что касается мистера Джона Эверетта Милле и его Офелии, он, видимо, был очень нерешительным человеком. Когда он умер в 1896 году от рака горла, его похоронили в соборе Святого Павла.