Ирина Василькова - Водителям горных троллейбусов

А мы-то сами как в этом городе живем?

Вызывала на днях «скорую». Что поразительно, не начали бурчать, что к старикам не ездят. Примчались через пятнадцать минут, сняли ЭКГ и вызвали вторую, кардиологическую бригаду. Укололи чем следует, поставили капельницу, дождались, пока прокапает, снова сняли ЭКГ и только потом уехали. Пробыли в итоге три часа. И лица у женщин такие строго-сосредоточенные, такие доброжелательно-деловые… ну прямо такие… такие… хорошие советские лица — ей-богу, другого слова не нашлось.

Айкыз старается — но нет, не волшебница. Больной наш ничего не ест, пролежни снова замучили, уколы она делать не умеет. В кресло пересадить тоже не может. Папа хоть и не видит ничего, но чувствует — руки не те.

— Аня? Где Аня? Хочу Аню!

— Это тоже Аня. Аня-два .

— Нет, я хочу нашу Аню! Где она?

— К детям уехала. Навестить. Но вернется.

— Главное, чтобы Анечка не заболела! — волнуется он.

Опять не спит ночами, и я снова хожу на работу в сомнамбулическом состоянии.

Читаю, как в комментах ЖЖ одна палата сумасшедших сражается с другой палатой сумасшедших — по поводу ветеранов. Спорят — это наша обуза или национальное достояние? Размахивая колпаками, подушками и клистирными трубками… Да пусть их!

Только не понимаю, что мне с моим личным ветераном делать. Доверенность на получение пенсии у нас закончилась, а вызов нотариуса на дом, чтобы подпись заверить, стоит пять-семь тысяч. В Центре социального обеспечения дали «секретный» телефончик — там, сказали, можно за три тысячи договориться. Позвонила. Отвечают — нет, мы за такую цену уже не выезжаем, нецелесообразно.

Им теперь все нецелесообразно!

Даже до городской нотариальной палаты дозвонилась, какой-то специально уполномоченной тетеньке. Но у них там своя военная тайна. Оказывается, существует список нотариальных контор, где для ветеранов дешевле. Только список, вот незадача, куда-то запропастился. Не найдут никак. Обещали позже найти и перезвонить. До сих пор ищут.

Вдруг подумала, что оказалась в реальности, в которой значимы только женщины. Пьеса, где все роли женские. Нет, мужчины тоже присутствуют, но как-то… за стеклянной стеной, что ли. Они зрители. У них свои важные дела, работа, поиски смысла, честолюбивые устремления. Может, они и сочувствуют мне по-своему, но как безнадежно сошедшей с дистанции. Упавшей за борт. Трудно объяснить, но когда оказываешься наедине с бедой, в ситуации выживания, то попадаешь на уровень, где тебя окружает только женская, почти хтоническая энергетика. Понятно, что не только целительная и добрая. В этой игре действуют разные фигурки, от черных до белых — и ты, аллегория Медицины, и вы, архивные чиновницы, больничные санитарки, киргизские сиделки, участковые врачихи. Но когда совсем плохо и кажется, что ты уже идешь ко дну, тебя держат на плаву женские мелочи — кофе с Дианочкой, шепот Алтынай, полуседая Катина шевелюра, даже неумелые старания Айкыз — это ведь она старику попу подтирает, а не этот, на красном « ниссане».

Чтобы не ухнуть в депрессию, радость надо вливать в себя ежедневно. Ложками. Как рыбий жир. Насильно, разумеется. Вчера решила впервые самостоятельно объехать квартал — тут же бумкнулась о заборчик. Пытаясь сдать назад, встала поперек улицы и вот уж где наслушалась ругани и бибиканья! Смиренно вернулась на исходные позиции. Сегодня с утреца попробовала еще раз — уже без конфузий.

Ура! Я же теперь могу ездить в ЦСО за памперсами! А то у них нет-нет, а потом кааак выдадут за три месяца! Вот и бегаешь, как челнок, три раза за три квартала. С этими тюками.

Господи, адреналину-то сколько! Так вот ты какой, настоящий антидепрессант!

Поехала в ЦСО. Стала выяснять, что нам еще положено. Слышала, у них есть санитары, которые могут лежачего дедушку донести до ванной, вымыть и вернуть в кровать. Но милые сотрудницы объяснили, что такие услуги — только для одиноких. И то раз в полгода, и по записи.

Для ходячих у них даже какие-то кружки существуют, или клубы по интересам. Проходя, видела в открытую дверь — цветочки, занавесочки, чистенькие старушки сидят и оживленно беседуют. А лежачий— это уже за скобками, не нужен никому. Мне даже крамольная мысль в голову пришла — могли бы, например, на День Победы придти на дом ветерана поздравить. Может, ему бы и полегчало.

А он ведь еще живой, еще ждет внимания — не от дочери, это само собой, а от общества. И воспринимает это внимание совсем по-другому. Почему он на меня сердится, а на Аню нет? Потому что думает, это к нему медсестру государство приставило. Заслуженно!