Ирина Василькова - Водителям горных троллейбусов

Истории из киргизской жизни — естественно, в стилистике сериалов, но если отбросить скорлупки — ядрышки те еще! Ощущение — как от Фенимора Купера, только вместо индейцев — клан Черной Козы, управляемый вышеупомянутым дедушкой. Почтенный аксакал девушку Алтынай назначил своей преемницей, тем самым пренебрег наличием в семье множества лиц мужеского полу, поскольку те запятнали свое честное родовое имя кто связями с наркомафией, кто отсидкой, кто еще чем.

Теперь понятно, почему телефон трезвонит каждые полчаса — родственники то и дело докладывают, кто женился, кто родился, кому муж подбил глаз, у кого стройка, кто машину раздолбал, у кого дочь-отроковица потерялась. Алтынай разруливает — родственники мигом скидываются на машину и на свадьбу, отроковица отыскивается (под забором, но живая — теперь проблема после такого позора ее пристроить замуж!), побитую жену на несколько дней прячут у сестры… Словом, клан Черной Козы живет бурной жизнью под чутким руководством честной девушки Алтынай.

— Я так устал… — жалуется она, делая очередной укол. — Не женский это тяжесть — решать дела племени!

Показывает фотографию — бабушка и двое внуков, это Анины мама и дети. Детьми она откровенно гордится — девочка играет на чем-то национальном, даже вместе с фольклорным ансамблем на зарубежные гастроли выезжала. А у мальчика — футбол и шахматы. Футбол Аня считает отчасти своим достижением — сына с врожденным вывихом возила оперировать в Турцию.

— Почему в Турцию?

— У нас такой операций не делают. Люди сказали — в Турции могут. Я взяла его и поехала. Теперь футболист!

— А вот один раз я выручил родственника из армии. Ему там плохо было, сначала звонил, жаловался, потом совсем пропал. Я поехал искать, спасать. Нашел в хлеву, он за овцами ухаживал. Худой, голодный. Как раб какой-то! Я так раскричался, снял на мобильник, начальнику пригрозил — засужу!

— И чем кончилось?

— Комиссовали.

А больше всего она любит убегать ото всех на киргизско-китайскую границу, куда добраться можно только на коне, где не работает мобильник, стоят горы до небес и дедушка пасет… как это… корова такой, снежный?

— Як?

— Ну да, як! — и опять сияет золотом.

— У нас в горы возле Оша прекрасный цветок растет, зовут Айгуль. Значит — лунный цветок. Больше нигде не растет. Кто видит — не может забыть. Он такой… мрачный даже… утром красный, днем фиолетовый, вечером черный. Один раз приехал жена швейцарского посла, и так полюбил тот цветок, что хотел дочку назвать!

— Назвала?

— Муж не разрешил. Зачем в Швейцарии Айгуль?

— Аня, до чего мне ваши тянь-шаньские ели понравились! Как стрелы — тонкие, острые, легкие — не скажешь, что огромные. Иногда просто акценты на склонах, а иногда весь водораздел топорщится, как пила.

— О, у нас еще один странный елка есть. Но редко бывает. У них одна сторона красный, совсем красный. Говорят, однажды так было, что мачеха под елкой зарезал ребеночка. Не знаю, просто так говорят.

Я готова слушать и слушать — про заснеженные перевалы, где волки не только воют, но могут запросто сожрать автомобилиста, и про красные глаза шакалов, окруживших жилье, и тогда, если не знаешь специальных слов, пиши пропало. А еще про тонкости национальных костюмов, и про трехэтажные юрты для туристов, и про особую дедушкину юрту, всю в экзотических узорах (иностранцы хотели купить за большие деньги, но он не продал), и про Акаева с Айтматовым. Про Акаева мне было и вовсе интересно — всегда считала, что интеллигентный академик самая подходящая кандидатура в демократические президенты.

— Нет, — качает головой Алтынай, — мягкий был, слабый. Сам ничего не решал, за него семья решал. И жена. Такой долго не продержится. Но хороший.

— А сейчас у вас какой?

— Сейчас Бакиев. Злой. Жадный. Родственников тащит на все посты.

— Значит, надо нового выбрать?

— Э, ничего не будет. Новый своих родственников тянет. У нас по-другому не будет. У нас так.

— А в советское время лучше было?

— Для простых людей — конечно, лучше. И вот интересно — раньше как делали? Соседи на улице выставляли столы, принимали гостей по очереди. Не только кушать — так, сидели, разговаривали. Песни пели до ночи. А теперь — нет, перестали … Почему, думаете?

У меня куча несделанной работы, а я сижу и уши развесила.

Зато теперь в моей копилке еще одно место, куда мне очень-очень хочется — на изумрудные пастбища, где дедушка-аксакал яков пасет.