Людмила Потапчук - Не обижайте Здыхлика

– Тьфу, – он машет на меня рукой. – Это ж классика, молодой человек, стыдно не знать. Впрочем, я все время забываю, что потолок нынешней молодежи – короткометражная мультипликация. Женись, говорю, что непонятного. Поезжай и делай предложение. Теленок.

– Сами вы помесь быка с бараном. Она меня и слушать не станет. Теперь.

– Ах да. Позабыл одну мелочь. Думал, сам догадаешься. Сначала закажешь джинну третье желание. Надо объяснять какое? Ох, вижу, что надо, ну что за дети нынче, право. Ты пожелаешь, чтобы твоя красавица приняла предложение того, кто первым к ней посватается. Именно в такой формулировке.

– И это типа буду я?

– Ну а кто?

– Это насилие, я не хочу так.

– Дурак. Это выход из положения. Она любит тебя, но ужасно обижена. Ты просто дашь ей возможность перешагнуть через эту обиду и не позволишь загубить собственную жизнь, да и твою тоже. Давай уже, шагай в свое долго и счастливо, будь мужчиной наконец. Да, в качестве бонуса: если она и вправду к тебе охладела – едва ли, но вдруг, – я очень недурен в искусстве приворота. Есть, правда, одна упрямая дама, которая мне в этом все время мешает, но не сегодня-завтра я с ней разберусь.

– Вам-то зачем это нужно? Не могу, знаете ли, представить вас бескорыстным альтруистом.

– А ты попробуй. Развивай фантазию. Ладно, скажу: я планирую освободить нашего дорогого джинна от его бутылки, он мне нужен свободным и благодарным. А твои три желания – всего лишь приятный побочный эффект. Так понятнее?

– Допустим.

– Ты будешь действовать?

– Буду, – говорю я.

– Я тут включил немножко самодеятельность, – булькает мой джинн. – Не, ну лучше же, что за границу уехала? Я подумал – пусть подальше свалит, чтоб глаза не мозолить, да там и останется. Ты не думай, если она обратно намылится, я ее заверну. А то и пошлю куда подальше. В Монголию, хе! За мой счет, слышишь? Ничего за это не попрошу, будьте счастливы, дети мои, и любите друг друга. Э, ты чего такой смурной, брат?

Я наливаю себе пива, пью большими глотками. Гадость страшная.

– Та-а-ак, – Юджин облокачивается на стол, смотрит мне в глаза. – Не оценила, да?

У него исчезли мешки под глазами, разгладились морщины на лбу. Кожа уже не напоминает фактурой и цветом полусгнивший пергамент. Мой джинн больше не похож на забулдыгу-попрошайку. Скорее, на обычного средних лет работягу, который позволил себе расслабиться, но не рассчитал своих возможностей и хлебнул лишнего.

– Я готов сформулировать третье желание, – отчеканиваю я.

– Да это понятно, что готов, – Юджин продолжает в меня вглядываться, словно на мне написаны условия сложной задачи, которую необходимо решить. – Не просто же так ты решил угостить выпивкой старшего товарища. Хотя, знаешь, а я был бы рад. Вот просто так взять и посидеть, а? Нравишься ты мне, парень. Хоть ты меня и не уважаешь.

– Давайте просто так посидим, – говорю я. – Только не за пивом. Давайте разберемся с третьим желанием, допьем эту мерзость и закажем коньяка. Эй, девушка! У вас есть коньяк?

– Парень, – тянет Юджин. – Ты меня пугаешь.

– Вы слушайте, – говорю я. – Слушайте и запоминайте, потому что вдруг я потом не смогу повторить это внятно.

– Парень, – Юджин тянется ко мне через стол, берет за плечо. – Ты пьяный, что ли?

– Нет, – честно отвечаю я. – но скоро буду. Сядьте, пожалуйста, и дайте сказать человеку.

Он садится. Слушает. Лицо его вытягивается.

– И ты вот прямо уверен, что это тебе надо? Именно это?

– Вот прямо именно. Фотографию держите, еле достал.

Мой озабоченный джинн долго вглядывается в фотографию. Вздыхает, прячет ее во внутренний карман.

– Девушка! – кричу я. – Коньяка принесите!

Я просыпаюсь в незнакомой постели. Тупо лежу с открытыми глазами, уставившись в обшитую вагонкой стену, и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь.

– Проснулся, пьяница? – спрашивает меня мой джинн.

Я сажусь на кровати и сразу же об этом жалею.

– Три раза тазик за тобой выносил, – джинн показывает мне три своих костлявых желтых пальца и для пущей наглядности трясет ими. – Пить не умеют, а туда же. На фига вот набрался-то так? Мне работать надо, а я за тобой ходи, как нянька за дитем.

Сам он трезв до такой степени, что дальше, кажется, только святость. На нем просторная белая футболка и, боги мои, белые же кальсоны. С завязочками.

– Вон, оденься, – джинн кивает на стул рядом с моей кроватью. – Все чистое, глаженное. Твое я простирнул по-быстренькому, ты ж, пока я тебя сюда доволок, падал всю дорогу. Не высохло еще.