Ян Стыдобка - Поэтесса в жанре ню и другие рассказы

Когда я украдкой спустился во двор, съёжившись, будто ожидая пули между лопаток, пересёк его и проскочил в калитку, моя память оледенела. Зачем я здесь? Ах, да, договорились уехать. Почему? Трудно сказать, но я определённо знал, что Настя не придёт. В те минуты я затруднился бы представить её внешне, лишь смутно помнил: она чем-то особенная, не похожая на других. С нею связано впечатление, которого прежде в моей жизни не было, но какое именно? Возвышает ли её в моих глазах или только всё путает? Кто бы знал… И она не придёт. В какой-то миг эта уверенность заслонила небо, лес, дорогу, но я подумал: не придёт, значит позвонит, вернусь, – и продолжал стоять с рюкзаком, переминаясь с ноги на ногу. Насколько проще всё казалось двадцать минут назад, в углу, где таинственная дверь и высокий сундук с полукруглой крышкой… Может, и лучше, если не придёт, спокойнее?

Из кармана и вправду раздалась песня «Я полечу» старинной группы «Музыка». Я выхватил телефон, уронил, но, изловчившись, поймал-таки на лету и несколько раз перекинул из руки в руку, как горячую картошину. Звонила мама. Веселимся, всё хорошо, заверил я самым естественным тоном. Молодцы, ответила мама и сообщила, что им с папой внезапно достались два билета в Мариинский на «Онегина», так что если я вечером не дозвонюсь, то волноваться не надо, они будут в зале. Тогда не стану беспокоить, сказал я на прощанье и, дожидаясь другого звонка, вытащил из сугроба ветку, заточил карманным ножом, принялся рисовать на снегу лицо, большеглазое, с ямочкой на подбородке и вьющимися волосами.

Вскоре появилась Настя, тоже с рюкзаком за спиной, и, взглянув на рисунок, сказала:

– Ого, красота! Мы успеваем?

– Даже с запасом, – кивнул я, и мы тронулись. По дороге обрушилась метель; ничто с утра её не предвещало, а теперь в самый раз было вспомнить одноимённую повесть Белкина или «Капитанскую дочку». Я вслепую вытянул руку, сомкнул пальцы на тонком Настином запястье и пошёл наугад, на ощупь, не видя ни сосен по сторонам просеки, ни даже собственных ног. Настя двигалась за мной. Бедняга, во что тебя впутал!.. Я старался заслонить её – безуспешно; когда буря так же внезапно утихла, Настя была похожа на того снеговика, да и я, конечно, не лучше.

Мы как могли отряхнули себя и друг друга. Настя вдруг прислонилась ко мне, опустила голову на плечо и сказала:

– Твой портрет замело.

– Ничего страшного, – ответил я, приобняв её за талию.

Мы стояли, пока совсем близко не прогремела электричка, пустив по лесу дробный перестук.

– Это не наша? – спросила Настя, подняв голову.

– Должна быть встречная. Наша минут через десять.

– Тогда идём.

– Секунду… – Я осторожно снял её рюкзак, чуть отпустил лямки и повесил себе на грудь.

– Спасибо…

Остаток пути она держалась за мою руку, перед выходом к платформе ещё постояла, опершись на меня, с закрытыми глазами.

– Извини, что-то я совсем…

– Зря тебя повёл?

Она покачала головой:

– Нет. Андрей… не знаю, что ты думаешь, но я очень рада. Идём.

Андрей?.. Ветер дунул сильнее прежнего, или с веток за шиворот сорвалась лавина? Только через несколько шагов сообразил: она впервые назвала меня по имени.

Мы взошли на платформу. Здесь не было зала для пассажиров, касса представляла собой бетонную будку с глубоким окном на высоте пояса. Окно было закрыто решёткой с большим, как кулак, навесным замком. Метель занесла платформу пушистым снегом поверх старого, утоптанного, вдалеке под навесом стояло несколько человек, новые не подходили.

Настя достала из внутреннего кармана телефон.

– Я позвоню, хорошо? – и выбрала в памяти номер. – Алло, – продолжила в трубку, – да, мам, это я, кто же ещё! Всё в порядке. Ага… Веселимся, на лыжах бегали. За целый год и ещё на два года вперёд…

Обернулась ко мне и почти беззвучно бросила:

– Скажи что-нибудь!..

– Анастасия, идёмте играть в хоккей! – ляпнул я.

– Что-о?! – засмеялась она. – Какой хоккей, дай поговорить!.. Ма-ам, это я не тебе, меня дёргают!.. Ничего, подождут. Как вы там живёте? Хорошо, я рада. Конечно, скучаю! Спит? Не буди, не надо, позже позвоню… Передавай привет. Всё, целую!

Я ни о чём не спрашивал. Когда из-за поворота послышалась металлическая россыпь колёс и вылетела наша электричка, Настя, стоя ко мне в профиль, сказала сама:

– Я старше Тани, мне двадцать три. Уже две недели как двадцать три. И у меня есть сын, ему почти четыре года.

– Это здорово, – искренне ответил я.

– Только не думай, что я легкомысленная мамаша, бросила ребёнка, гуляю…