Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

Угадай, где? Игра могла продолжаться бесконечно.

Я в подземном переходе рядом с парнем, которого знаю один день, тонким вторым голосом подпеваю:

и люди вокруг улыбаются, и бросают деньги в шляпу Эли, приплясывающей рядом. А вот и мы вдвоем с Элей, раскачиваемся на качелях, как в детстве – кто выше, и дух захватывает, а мы распеваем:

– Обожаю Умку! – хохочет Эля, взлетая на качелях выше неба, – «Природа, наверное, дура, зачем человек ей нужен?…»

Я в парке, вместе с томной Татьяной пытаюсь остановить Павла от купания в фонтане,

– По-ВэДэВэшному! – орет тот, и Таня закатывает глаза, а я так смеюсь, что не могу остановиться. Я на берегу моря, сижу, зажавшись в комочек, между Капустой и Вадимом, решивших в очередной раз выяснить отношения. Я, я…

Угадай, кто? Мои друзья.

– …Эй, аккуратно! – заливисто смеется Эля. С утра они с мамой напекли эчпочмаков – татарских пирожков с мясом, и в солнечный воскресный день вся компания весело их уплетает, расположившись на лавочках в сквере перед морпортом.

– Молчи, Эльмирка! – кричит Павел, делая вид, будто похищает пирожки. Напротив Вадим меланхолично настраивает гитару, рядом невыспавшаяся Алиса блаженно принимает солнечную ванну с закрытыми глазами, ощущая на плечах руки Капусты, стоящего позади. Присутствие Капусты всегда приятно, как вытянуться на домашнем диване после тяжелого дня. Конечно, это тоже уже было – чьи-то руки на плечах, чей-то запах, когда утыкаешься носом в ямку над ключицей, но впервые было и по-другому. Тоже дежа вю – но не из Омска, не из Сургута, а откуда-то с другого, параллельного измерения. Из детства. Часто, встречаясь вечером с Капустой, Алису охватывало далекое-далекое, почти забытое уже чувство, и становилась она снова маленькой Алисой, ждущей маму в детсаду, и бежала ей навстречу, а мама хохотала и шутя натягивала ей шапку на самый нос, и хватала ее подмышки и пыталась кружить, а потом сдавалась, говорила «фууух», и они вприпрыжку шли домой, и целый мир летел им навстречу. Откуда и зачем было это ощущение, Алиса не знала, но чувствовать Капусту рядом было просто хорошо, по-детски безмятежно. Словно на время можно было снова стать ребенком, еще не знающим, сколько всего плохого будет впереди, и просто радоваться. Просто.

– Передай маме спасибо за пирожки, – говорит Капуста, легонько сжимая и разжимая Алисины плечи. Приятно.

– Конечно, передам. Мы с мамой обожаем готовить, мама так вообще, если разойдется, может за день столько всего напечь!

Чужие мамы, с рассказов Эли и Капусты, постепенно вырисовывались перед глазами. Элькину маму Алиса даже видела – приятная маленькая женщина с восточными чертами лица, кажущаяся приветливой и гостеприимной, непонятно, как Вадим мог с ней воевать. Мама самого Вадима на фотографии в соцсети – моложавая брюнетка с короткой стрижкой и в косухе, кроме увлечения народным пением работала в данный момент продавщицей, но могла, со слов сына, работать «где и кем угодно». Капуста фото своей мамы не показывал, но говорил, что она работает бухгалтером на предприятии, а Павел – сирота, воспитанный бабушкой, а ныне находящийся на попечении у старшей сестры, вышедшей замуж за армянина и переехавшей в Сочи.

– Мне в начальных классах всегда так неловко было на утренниках, когда все мамы приносили всякие красивые рулеты из магазина и «Чокопаи», а моя – домашний пирог, – словно слышит Алисины мысли про мам Капуста, – у нас денег просто не было лишних, чтобы что-то покупать, и мама пекла сама, а мне казалось, что это выглядит так непрезентабельно. И только когда я вырос, я понял, почему мамин пирог самым первым съедался.

– Почему? – спрашивает Павел, дожевывая уже пятый пирожок.

– Да потому, что все эти «Чокопаи» уже жрать было невозможно, а пирог был вкусным.

– Маленькие все такие дурные, да? – улыбается Эля. – Мама же еще и старалась каждый раз, это тебе не в киоск за рулетом сходить.

– Моя мама ничего не пекла, – Алиса открывает глаза. Глаза сразу немного слепит от обилия солнца и зелени вокруг, – но в любом классе она всегда была самой молодой мамой, я даже маленькая это понимала, что все мамы – как мамы, а моя – как девочка нарядная, и так мне это нравилось!..