– И что же вас спасло?
– Отец, – рассмеялся Капуста, – вернее, не сам он, о нем мы даже и не говорили. Помог четвертый альбом группы «Led Zeppelin», отцовский любимый. Мы его, оказывается, оба с детства знали наизусть. Так и проорали его от начала до конца, ну, от этого -
Hey, hey, mama, said the way you move,
Gonna make you sweat, gonna make you groove,
– пропел Капуста, подражая голосу Роберта Планта, и сыграв на животе последующую гитарную партию, – до «When The Levee Breaks», включая все соло, а утром уже оказались на вокзале в Омске.
Алиса тоже рассмеялась. Она обожала подобные истории, потому, может быть, так часто и оказывалась в гуще таких вот пьяных событий. Глинтвейн был допит и теперь приятно плескался в голове. Вспомнились родители, вспомнился запах акварели, и Алиса вдруг подумала, что еще неделю назад Капуста был для нее просто карандашным наброском, без цвета и объема, а сейчас, делясь своей историей, он словно сам стал себя раскрашивать, добавлять светотени и рефлексы, выступая постепенно над бумагой живым человеком. И еще она подумала, а кем видит ее он?
– Я не сильно жалуюсь на жизнь? – спросил Капуста, взяв у нее из рук пустой бокал.
– Вообще не жалуешься, – улыбнулась Алиса, – радуйся, что я еще не начала жаловаться.
И ответная улыбка Капусты была особенно нежной.
– …я вот никогда не понимал всяких фильмов и книжек для девочек, – говорил Капуста, в голове которого тоже плескался глинтвейн. Они теперь лежали на диване, свесив ноги вниз, и курили, пуская в потолок беловатый дым. Судя по звукам телевизора от соседей, свет давно дали, но включать его не хотелось, – ну, знаешь, она красивая, он красавец, полюбили друг друга, все дела. Или вот, какая-нибудь сумасшедшая любовь, где все и плачут, и смеются, и ссорятся, ломая посуду, а потом занимаются сексом прямо тут же, и такие страсти бушуют… Такое же не у всех бывает, а ты смотришь на это, и вроде так же хочешь, и получается, тебя как бы заранее на что-то программируют, на то, как надо. А оно надо? Я вот человек спокойный, я так не могу.
– А я раньше много книжек прочитала про школьную любовь, мне нравилось. Только я и школу закончила, а таких страстей книжных так и не случилось. И чувствуешь себя как-то ущербно. И я, кстати, тоже не могу себя представить на месте героинь, которые ржут, как дуры, обмазываются мороженым – в фильмах это всегда мило смотрится, а в жизни – представь себе?! Нет, я люблю веселиться… но веселье оно же не такое в жизни. Ну, не всегда милое.
– Да, про настоящих людей, вроде нас с тобой, фильмы интересные не снимешь… А я еще не люблю, когда в фильме герой с героиней расстаются, потом война какая-нибудь, время, а потом они снова, года спустя встречаются, и у них снова любовь.
– Ты не веришь в вечную любовь? Это же миииило, – надула губки Алиса. Сейчас ей захотелось быть не собой, а той самой героиней с весельем и мороженым.
– Да в любовь-то я, может, и верю. В вечную не очень. Просто любовь она ведь между двумя людьми вот в данный момент, а тут прошло десять, к примеру, лет, люди изменились, и чувства старые уже не актуальны. Это тогда какая-то новая любовь должна быть, а не та, которая была. Я даже по своим родителям могу судить. Мать когда-то, будучи молодой, очень сильно любила отца, очень. И вот, много лет спустя, он все же к ней возвращается, и возвращается насовсем, и вроде бы они даже поженились, и ребенок родился новый в семье, а не возле, как я, и вроде бы любовь. Но это все обман. Самообман. Даже с маминой стороны. Понимаешь, она как бы перегорела за все эти годы ожидания. Она продолжала любить, но как по инерции, потому что вроде ей так положено. Отец изменился, но она-то тоже изменилась, и вся их семья… по мне так просто туфта.
– Может, просто вся ее любовь заключалась в борьбе? – Алиса приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза. – Сначала с Вадькиной мамой, потом с другими… Может, твоя мама просто борец?
– Я в таком духе как-то и не думал…
– Просто моя мама такая. Мне так кажется…
– Почему ты на самом деле сюда переехала? – вдруг спросил Капуста, повернувшись к ней лицом.
– Я пила как конь. Завалила экзамены. На пересдаче снова завалила. От родителей все скрывала. В сентябре у меня был последний шанс все исправить, но я его профукала. С деканата дозвонились до родителей. Можно сказать, меня почти отчислили, но папа договорился о переводе, – Алиса автоматически коснулась маленького белого шрама на тыльной стороне ладони и закрыла глаза, мысленно сжимаясь в комочек от подступившего к лицу стыда. Маленькая Алиса тихонько скулила от жалости к себе.
Читать дальше