Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

– Пойдем в гараж, Адель, – сказал он ей, когда она успокоилась, – там теплее.

Ада поднялась и послушно пошла за братом, как жертвенный барашек. В гараже приятно светила крохотная лампочка на потолке и пахло погребом.

– Желтопёс! – к Кириллу вернулась былая бодрость и он громко хлопнул в ладоши, приглашая того тоже войти, но Желтопёс предпочел остаться снаружи. – Ту собачку, что бежит за мной, зовут Последний Шанс… А, херово я пою. Он меня так напугал сегодня. Я полез в погреб, поднимаюсь, думая, что я тут один, и упираюсь в его морду…

– А зачем ты в погреб полез? – устало спросила Ада, облокотившись на бампер Кирилловской машины. Рыдания выжали из нее все силы, так и не принеся облегчения.

– За огурцами. Тут же тещины огурцы хранятся, они у нее знатные! Наши матери не умеют солить огурцы, у моей они слишком мягкие, твоя вечно уксуса перельет, а у Надькиной, что-что, а огурцы выходят отменные. Попробуй, как хрустят!

– Что я, не пробовала их, что ли?..

– Ну, не хочешь, как хочешь, – сдался Кирилл и допил одним глотком оставшуюся водку, закусив отменным огурцом, – водка кончилась, надо еще взять.

– Да хватит тебе на сегодня… Что случилось у тебя?

Сначала ей показалось, что брат не ответит – тот продолжал хрустеть огурцом и смотреть в сторону, ему и самому сначала казалось, что он не ответит, но он ответил.

– Кончился Процесс, – глухо сказал Кирилл, – все кончилось.

– И чем кончилось? – тихо спросила Ада, хотя, глядя на состояние брата, уже знала ответ.

– Мы все просрали, Адель, все…

– Ты отдал ей кабинет?

– И кабинет, и все… пусть подавится. Надюша… Такая блядь, эта Надюша… А я… Я что-нибудь пер… придумаю. Вон, гараж же у меня остался, в гараже буду работать. Желтопёс мне ассистировать будет.

Кирилл замолчал. Ада поняла, что для него этот результат был неизбежным с самого начала, но, как бы неизбежен и предсказуем он не был, ударил он по брату хорошо. Ей захотелось протянуть к нему руку, но та повисла безвольной плетью. Он был в вакууме, она была в вакууме, а в мире царила пустота.

– Да хрен с этим, – оправился, наконец, Кирилл, и достал с верхней полки старый магнитофон, – мы же тут музыку слушали с Желтопсом, пока ты не приехала. Батарейки, правда, садятся уже…

Он нажал на «Play», и из магнитофона зашипела какофония, в которой Ада узнала «Гражданскую Оборону».

– «Слишком хорошо, чтоб отказаться, слишком страшно, чтобы взять, и нечего теряяяять, нечего теряять», – пропел брат вместе с Летовым, – вот лучше и не скажешь, а? А я вот взял, хоть и страшно было…

– Поехали домой, – тихо попросила Ада.

Ей странно было видеть этого нового брата – пьющего дешевую водку, а не «Чивас Ригал», и поедающего огурцы прямо из трехлитровой банки, с истерично орущим Летовым из старого магнитофона, а не интеллигентно разливающего басами по всей его большой квартире с дорогущим ремонтом Джо Коккером, со страшным псом, глазеющим на них в щель от приоткрытой двери. Ей всегда казалось, что она знала его как свои пять пальцев – милого, доброго, злобного брата, но сейчас никак не могла понять, где же он настоящий – там, во вчерашнем дне или здесь, раздавленно-пьяный в сыром гараже. Она поняла одно: несмотря на всех людей, круживших вокруг него, несмотря на веселых и вроде бы верных друзей, Кирилл Астахов был бесконечно одинок, и сейчас это одиночество сдавило его, окружило этой ночью, снегом и безобразным псом, он был бесконечно одинок так же, как и она сама, так же, как и все остальные люди.

– Подожди. Щас еще одну песню послушаем, – Кирилл достал кассету и стал перематывать ее с помощью отвертки, – там дальше будет «пластмассовый мир победил, макет оказался сильней». Ты за водкой точно не хочешь сходить?

Ада отрицательно покачала головой.

Ей удалось усадить его в машину только минут через двадцать, прослушав еще пару опусов Летова. Кирилл послушно плюхнулся на заднее сидение и прислонил голову к стеклу. Ада закрыла за него гараж, села за руль и медленно начала выезжать из кооператива, оставляя позади растерянного Желтопса. Тот смотрел им вслед, пока они не скрылись из вида.

Было уже ближе к полуночи, дороги опустели, и Ада ехала почти с удовольствием. Остановившись на светофоре, она оглянулась назад – брат все также не поднимал голову от стекла. Глаза его были закрыты, а по щекам текли слезы. Кроме Адиной «Тойоты», других машин на перекрестке не было, и ей показалось, что они с братом – единственные выжившие после кораблекрушения.