Николай Сафонов - Старый дом

Нет, забыть она меня не забудет. Красиво я все-таки ушел! Хотя и тогда точно знал, что из моей затеи ничего не выйдет, и все же шел на встречу с ней, знал, что увижу ее и мне снова будет плохо. Однажды мне уже было плохо, но я еще раз решил испытать… Так уж устроен мой организм. Стоит ей позвонить, как я забываю все на свете и лечу к ней на свидание, забываю, что не так давно она сделала мне больно. Боль еще не утихла, а я испытываю желание посыпать рану солью. Когда у меня появилась странная потребность истязать себя, я не помню. Наверное, после знакомства с ней. А ей доставляет особое удовольствие смотреть, как страдает человек.

Спрашивается, зачем я ей понадобился? Сам бы я ни за что ей не позвонил, а она, видите ли, захотела со мной встретиться, а я так обрадовался, что натворил кучу глупостей, и, в частности, испортил настроение милой девушке, и бросился к ней. Мне так хотелось встретиться с ней! Я наивно полагал, что после этого можно и умереть. Уж лучше бы она не напоминала о себе. Но и я хорош! Сколько раз мысленно представлял, как увижу ее, пройду мимо гордо, и все…

Глупо. Знаю, случись эта встреча на улице, и я бы как идиот остановился и, открыв рот, смотрел на нее, словно на седьмое чудо света. Я бы даже к ней не подошел, не то чтобы как-то обидеть ее словом. Она святая! Для меня, конечно, хотя, наверное, у нее много грехов. И потом, разве все святые уж так безгрешны? К тому же она даже не догадывается, что ее причислили к лику святых, так что никто не страдает от появления новой иконы, кроме меня. Сама-то она отлично понимает, что в рай ей не попасть, и для нее уже уготовано местечко в аду. За одно отношение ко мне только ей никак не миновать раскаленных угольков. Но и на том свете я выручу ее и погреюсь за нее на огне, а она уж пусть порхает в раю и соблазняет святых. А если не я, то всегда найдется кто-нибудь другой, готовый пострадать за нее.

Ох, уж этот другой! Одна мысль о нем бесит меня. И то, что я никогда не видел его и ничего не знаю о нем, еще больше распаляет мое воображение. Понимаю, красивая девушка — это чужая удача, и повезло не мне, а кому-то другому, и даже понимаю и признаю, что красота, в какой бы она форме ни проявлялась, принадлежит всем, а не одному человеку. Но то в теории, и совсем иное дело на практике, когда встречаешь красивую девушку и уступать ее кому-то ох как не хочется.

Но что это я разболтался? А… проклятый прошлогодний звонок по телефону снова разбередил мне душу. Ведь тогда по телефону она тоже сказала: «Хочу видеть тебя! Приходи на наше место». У меня было совсем мало времени, а мне нужно было еще купить цветы, ее любимые гвоздики. Я уложился вовремя и даже, как всегда, пришел на место нашей встречи на пятнадцать минут раньше. И когда увидел ее на автобусной остановке, не поверил своим глазам. Она была еще прелестнее, и я, никого не замечая, кроме нее, протянул ей букетик гвоздик, цветы, которые она очень любит. Я так был ослеплен ею, что не заметил сразу, как она странно отступила назад, и, стараясь не смотреть мне в глаза, еле слышно выдавила:

— Не надо…

Я смутился. Я впервые видел ее в таком замешательстве, но от смущения она показалась мне еще прекраснее. Видел, как ей очень хочется потрогать цветы, но что-то мешало ей взять букет в руки.

— Это тебе… — и я снова протянул ей цветы.

— Не надо, — уже громче и решительнее, словно освободившись от чего-то, произнесла она.

И тут же, не дав мне опомниться, добавила:

— Ты извини меня, но я не могу быть с тобой… Все так нелепо получилось.

Плохо слышал, что она говорила мне. Остановка, автобус с людьми, улица — все это перевернулось у меня в глазах и, раскачиваясь из стороны в сторону, никак не хотело вставать на место. Она тоже качалась и то приближалась ко мне, и тогда мне ужасно хотелось схватить ее, а то удалялась, и я смутно различал ее лицо. Я так был ошарашен, что не совсем понимал, что делал, и снова произнес:

— Возьми, это твои цветы…

Она не ожидала такой настойчивости с моей стороны и взяла гвоздики, а я повернулся и пошел куда глаза глядят. Дома, улица, люди все еще покачивались из стороны в сторону, а я чувствовал, что шел прямо, как солдат на параде, и больше всего боялся пошевелиться, потому что тогда со мной обязательно что-нибудь произошло бы нехорошее. Я мог вернуться и просить объяснений, а то, и того хуже, ударить ее по лицу. Но я не мог быстро идти, ощущая, как под ее взглядом у меня деревенели ноги, и даже показалось, что она окликнула меня, но я не обернулся, а машинально продолжал переставлять ноги. У меня появилось желание идти и идти вперед и не останавливаться…