Николай Сафонов - Старый дом

А я слишком много натворил глупостей и продолжаю нанизывать их одна на другую, как шашлык. Через два часа Новый год, а я все еще болтаюсь в городе. И самое любопытное, у меня нет никакого желания возвращаться домой. Но и встречать Новый год на улице тоже не ахти какое удовольствие. Оригинально, конечно, но не больше. Можно даже к двенадцати часам подойти на Каменный мост, встать посредине и застыть под призывный бой курантов. Только кто оценит эти фокусы? Сейчас подобными штучками никого не удивишь. Народец пошел ушлый, практичный, ему подавай все лишь с пользой дела, а на человека, совершившего какой-либо поступок просто так, безо всякой материальной выгоды, смотрят как на придурка. В том году я умудрился на новогоднем балу в московском университете, где от девиц нет отбоя, они так и смотрят в рот, чтобы их пригласили на танец, остаться в гордом одиночестве. Еще того хлеще, встретил Новый год, можно сказать, всухую, даже не пригубив бокала с шампанским. Правда, здесь во всем виноват мой приятель. Это была его идея почтить появление Нового года минутой молчания, без глотка вина, подперев спиной могучие колонны родного вуза.

Вот уж действительно, соригинальничали так соригинальничали, лучше и не придумаешь. Кругом шум, веселье, хлопанье пробок, шипение шампанского, а два великовозрастных дядечки, кандидат юридических наук и «поэт», как он меня величает, стоят с постными физиономиями и изображают из себя этаких херувимчиков со скрещенными на груди руками из общества трезвости. Хотелось бы мне на нас посмотреть со стороны! Ничего не скажешь, картина! Помню, у меня было дикое желание выпить вместе со всеми, но я, грешный человек, подчинился Черному, это кличка моего приятеля со студенческих лет, и ослушаться его никак не мог. Он в то время был безнадежно влюблен и чуть ли не собирался из-за неразделенной любви наложить на себя руки, и поэтому перечить ему тогда — все равно что не выполнить последнюю волю умирающего, вот я и согласился с его предложением почтить появление Нового года минутой молчания.

И Черный наколдовал себе счастье! Прошло уже полгода, как он упивается любовью со студенточкой, и судя по его словам, обеспечил себя любовью до конца пятилетки, и в решающем, и в определяющем году, и даже до семьдесят седьмого года включительно. Через несколько месяцев его девушка закончит институт, да плюс три года аспирантуры, куда он собирается ее устроить, и выходит, гусь свинье не товарищ. Надобность во мне у него отпала. Но он все-таки совестливый человек и за день до Нового года позвонил мне, поздравил с наступающим и, словно чувствуя себя в чем-то виноватым передо мной, заявил, что на Новый год уезжает к матери в Горький. Я лишь улыбнулся его словам, отлично зная, что никуда он не поедет, а будет встречать Новый год дома вместе со своей возлюбленной, а матерью он всякий раз прикрывается, когда ему нужно отделаться от меня. И выходит, впервые за много лет мы изменим своей привычке и не пойдем в университет на новогодний бал. А чтобы успокоить меня, даже утешить, добавил скороговоркой, что в Новом году у меня все образуется, мне повезет, и я наконец встречу свою девушку. По его голосу я понял, что он больше всего боится, как бы не напросился к нему на встречу Нового года. Ведь теперь роли у нас переменились, я влюблен безнадежно, и он не должен оставлять меня одного в столь ужасном состоянии. И он испустил вздох облегчения, когда я, исполнив формальности с поздравлением, повесил трубку.

Да неужели он так поглупел за это время, если вообразил, что я с ним соглашусь встречать Новый год? Я скорее всю ночь прошатаюсь по городу, чем буду в одной комнате с ними. Нет ничего неприятнее в моем теперешнем состоянии, чем видеть счастливые лица. Как правило, от счастья люди глупеют, а я нуждаюсь в умном собеседнике. И сколько хороших, интересных людей пропало ни за грош! Деньги, карьера, обладание красивой женщиной, все это сделало их похожими друг на друга, а ведь каждый из них в свое время был личностью! И вот теперь и Черный растворился в этой массе, предав забвению пятнадцать лет дружбы, годы исканий, несбывшихся надежд, творческих мучений. А будь он сейчас рядом, мне, может быть, не было так тоскливо.

Настроение падает катастрофически, и я чувствую себя хуже отравленной крысы. И все из-за него, из-за Черного! Спровоцировал он меня-таки, стервец. Сам бы я никогда не додумался до столь иезуитской штуки, а он сварганил это в один миг, раз-два — и готово! Чтобы отвязаться от меня и успокоить свою совесть, он и подбросил мне идею: «Позвони, — говорит, — ей, вот тебе будет и решена проблема Нового года». А мне только для полноты счастья и не хватало телефонного звонка к ней! Ведь влюбленный — тот же самоубийца, и ему лишь нужен маленький толчок, а петлю на собственной шее он уже затянул сам, без чьей-либо помощи.