Мастер Чэнь - Магазин путешествий Мастера Чэня

– Тим, – громко сказала по-английски женщина в душе, – пока ты там отдыхаешь, у меня здесь…

Неразличимый ленивый баритон справа, из комнаты. Ползущий оттуда в мою сторону сладкий табачный дым, запах покоя и отдыха.

– Я говорю, у меня эротические мечты, – еще громче сказала женщина. – Мне видятся незнакомые молодые люди, уже без штанов. Быть изнасилованной в душе незнакомым мужчиной – мечта любой невесты, да, Тим?

Она не может меня видеть, попытался сказать я себе, она стоит ко мне спиной, она наполовину скрыта не полностью задвинутой дверью кабинки. Великолепная спина, белые пенистые потеки геля на пупырышках кожи. Мокрые кончики черных волос на плечах. И овальная родинка на закруглении ягодицы.

Она начала, жмурясь, поворачиваться. А я – делать шаг назад. И еще шаг.

Клик, чвирк, белая вспышка, тишина. Сухой запах горячей пыли.

– Ну, все, память переполнена, – раздался голос Насти. – Кормим маму ее мясом? И давай пройдем на этот раз по дороге, песок уже будет жечь ноги, даже в тапочках.

Я оглянулся: полоса света из двери так и лежала на полу коридора.

Я автоматически передвигал ногами по асфальту дороги; кажется, у меня тихо звенело в ушах.

– Вот, ну так скажи, какой же все-таки год мы встречали позавчера, по местным понятиям? – раздался среди этого звона голос Насти.

– Будда Гаутама родился за пятьсот сорок три года до Христа, поэтому ты прибавляешь наш нормальный год к…

– То есть как это – а, поняла…

– И кстати, сейчас вспомню, мог ли бы он встретиться с Конфуцием, если бы предпринял небольшое такое путешествие на восток…

«Она ничего не видела, – понял я. – Она стояла рядом, но была – здесь. А я был… там».

Я оглянулся на отель. У все еще открытого входа улетали по ветру ершики пальмовых верхушек, как прически ирокеза. Будет дождь?

– Здравствуй, мама, – покровительственно и с оттенком угрозы сказала Настя, когда мы завершили свой путь. – Что ты будешь есть?

– Опять надо что-то есть, – потянулась маленькая женщина в шезлонге под зонтиком. – Да, я буду есть. Мясо. Здесь, на террасе, потому что по жаре никуда не пойду. Страшно было?

– Да наоборот, круто, – сказала Настя. – Вот я сейчас все покажу…

Снимки в комнате получились отлично – пустота, покосившееся панно на стене, больше ничего.

Птица в саду, среди бугенвилей и олеандров, запела как соловей, но краткими трелями и на одной ноте.

Звон в ушах прошел.

Я, не шевелясь, смотрел с веранды на море: сначала два кривых ствола пальм, в почти невидимом сейчас жемчужном бисере лампочек – вечером эти лампочки загорятся.

Потом, на краю веранды, три четко прорисованных стула и на черной толстой ноге круглый белый фонарь среди подстриженных бледно-салатных листьев.

Потом песок цвета… цвета песка, весь во вмятинах от ног. Два покосившихся зонтика, голубой и белый. Дрожь воздуха, ни одного человека. Дальше – море. Серо-синяя пустота, в конце ее, как шляпки грибов, – пять островков на горизонте, они, собственно, и есть горизонт, они обозначают его. Полупризрачные, еле видимые днем; как мазки черной туши – вечером, на закате. И еще – пена неподвижных перистых облаков сверху и льдистые взблески солнца, разбрызганного по воде.

– Трехзвездочный отель, постройка – семидесятые, в полукилометре от нас, название предположительно из двух слов, в первом слове присутствуют буквы «or», второе слово – видимо, beach, – сказал я. – И как бы узнать? Какой-нибудь страшный инцидент, который был в газетах…

– Не многого ли ты от меня хочешь, – укоризненно сощурился Евгений. – Особенно со словом «beach». Ты ж понимаешь. Но у нас есть люди, которые знают здесь все.

Он пощелкал пальцами и оглядел комнату.

Это был, собственно, бар – знаменитый бар бангкокского иностранного пресс-клуба. То место, куда лучшие люди этого города – европейцы, знающие об Азии все и написавшие, все вместе, не меньше шкафа книг на эти темы, – собираются, чтобы обругать своих редакторов, до смерти боящихся сложных и умных материалов. То есть настоящей Азии.

Место этот бар, на моей памяти, поменял раза три, кочуя по всему городу, но в целом остался таким же, особенно – как сейчас, в пятницу вечером. Когда неподдельное веселье только начиналось.

– А вот же кто все знает, – сказал Евгений, ставя стакан с ром-колой. – Динкси. Живет тут лет двадцать. Работает на все издания мира, уже по второму кругу.

Имя это оказалось женским, волосы у женщины были черными и короткими, глаза – не совсем трезвыми.