Виржини Гримальди - Аромат счастья сильнее в дождь

Я направилась к тебе, хотя мне хотелось бежать. Отец, выпустив мою руку, вложил ее в твою, я в нее вцепилась, и в этот момент, точнехонько в этот момент, я поняла, что наконец я на своем месте.

Смутно, как сквозь пелену, слушала я слова мэра, он говорил о верности, здоровье, чувстве долга. Я же не сводила с тебя глаз, смотрела на твои губы, ласкала взглядом овал лица, едва заметную ямочку на подбородке, прямой нос, твои черты, которые знала наизусть, которые видела каждый день, не всегда осознавая, каким это было счастьем. Отныне всегда, до конца моей жизни я буду просыпаться утром вместе с тобой.

Ты провел рукой по моей щеке. Я даже не знала, что плачу.

Раньше я никогда не плакала от счастья.

Мэр положил листки с текстом своей речи и внимательно посмотрел на нас.

— Мадемуазель Полина Марионне, согласны ли вы взять в мужья господина Бенжамена Анри Мариуса Фремона?

После столь пространного имени кое-где послышались смешки.

— Да!

— Господин Бенжамен Анри Мариус Фремон, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Полину Марионне?

— Да!

— Именем закона, объявляю вас мужем и женой! Молодожены, поздравьте друг друга!

Все зааплодировали, но я слышала только свое сердце. Взяв мое лицо в ладони, ты прильнул к моим губам. Слезы хлынули у меня ручьем и заструились по щекам.

Мы стали семьей.

— Кажется, Жером изменяет Эмме.

— Меня бы это не удивило.

Каждый вечер, перед тем как уснуть, мы с братом перемывали косточки окружающим. Это оставалось единственным преимуществом нашего с ним сна в одной кровати. В то время как неудобств было полным-полно: храпение, зубовный скрежет, пукание, удары то локтем, то ногой и масса других подобных прелестей.

— Мне ни разу не удалось его прищучить, — добавил он. — Почему ты думаешь, что он ее обманывает?

— Я слышал, как он угрожал некой Камилле по телефону. Он очень разозлился. Мне так жаль Эмму.

— На мой взгляд, она в курсе дела, ведь он уйму времени проводит у телефона. Ты ей скажешь?

— С ума сошел? — выкрикнула я. — Никогда нельзя вмешиваться в такие дела, сам же потом и окажешься в виноватых.

— Я бы хотел, чтобы мне сказали.

— Ты — да. Но Эмма уверена, что у нее все идеально. Представляешь, что случится, если все полетит к черту? Не сомневаюсь, что она предпочла бы ничего не знать.

— В любом случае у него совсем маленький член.

Я засмеялась. Роман продолжал с серьезным видом:

— Было доказано, что размер члена пропорционален щедрости человека. Я, например, очень щедрый.

— Не сомневаюсь. Кстати, как там Томас?

— Он благодарит небеса каждую ночь.

Мне пришлось заткнуть себе рот ладонью, чтобы не переполошить весь дом. Давно я так не смеялась. Ромен вылез из постели, открыл окно и зажег сигарету.

— Что будем делать с папой? — спросил он, затягиваясь. — Ты над этим думала?

— Да, но я не знаю, что делать… Я глаз с него не спускаю, всюду ищу, но ничего нет. Хотелось бы застать его на месте преступления, так он, по крайней мере, не смог бы отрицать.

Брат покачал головой.

— Нельзя, чтобы Нонна догадалась. Она потеряла мужа и двоих сыновей из-за алкоголизма. Она этого не выдержит.

— Мама тоже.

Несколько минут мы молчали. Я знала, о чем думает брат, он знал, о чем думаю я. Но мы не станем об этом говорить. Уход мамы — это табу.

Он глубоко затянулся и выдохнул вместе с дымом:

— Ты к ней слишком сурова.

— Что?

— Я знаю, что ты на нее злишься, что она страшно тебя бесит своими потугами тебя вернуть, но она такая, какая есть. И все же она искренне рада, что ты у нее живешь, она как-то мне сама сказала. Ведь она почти не виделась с тобой, с тех пор как ты тогда ушла из дома, а для матери это очень тяжело. Поверь, она старается изо всех сил.

— Значит, это я во всем виновата?

— Я этого не говорил, Полинка. Тебе сейчас очень трудно, особенно после всего, что ты пережила. Но ты не должна мстить людям, которые стараются тебе помочь…

— Да, как же, старается! Стоит мне открыть рот, как я тут же получаю порцию нравоучений. Я вполне без этого обошлась бы, ясно тебе?

— Просто у нее не всегда получается. Вы с ней очень разные, она по жизни пофигистка, а ты — на грани психоригидности. Мне кажется, она стремится подтолкнуть тебя к небольшому расслаблению…

— Психоригидна? Это я-то психоригидна?

— Да есть немного, сама знаешь. Не хочу тебя обидеть или задеть, но, например, ты уж слишком опекаешь Жюля, не даешь ему вздохнуть. Ты чересчур им озабочена, хочешь, чтобы он ел в одно и то же время, чтобы не пачкался, а ведь он ребенок, ему требуется больше свободы.