Наконец Мизгирев разглядел его и усилился что-то сказать — рот его шевелился беззвучно, а потом звуки хлынули в череп Валька, как вода; голова переполнилась криками чьих-то команд и животными ревами боли, словно из-под завала и в последнюю силу гортани. Никифорыч и Шкура подымали безвольного, ослепшего Лобана — с чугунно черного лица того свисал треугольный кровавый лоскут. Из-под кирпичного завала цеховой стены, как тетка Зина на Изотовке тогда, выползал, выдирался бугай Бекбулатка — кирпичи шевелились у него на спине, осыпались, проваливались, раскосые глаза казались трещинами, которыми лицо пошло от напряжения, рот оскален в ползучем усилии, сквозь клыкастые зубы рвался стиснутый кроличий крик, что, казалось, не мог исходить из такого большего, могучего тела. Но ведь даже металл, если рвут или плющат его, издает нестерпимый страдальческий вопль.
Бекбулатка кричал уже взрывами — с каждым новым рывком, словно там, под завалом, поперек его тела сцепились железные челюсти, отгрызают его по куску… Петро подорвался к нему — отгребать, и вот наконец-то, бугря кирпичи, катая под ними валы своих мускулов, цепляясь за Петьку, тот выбрался весь… нет, не весь, чего-то ему уже недоставало — Валек никак не мог понять, чего же именно…
— На позиции все, на позиции! — проорал, пробегая вдоль цеха, Кривченя. — Всех раненых вниз, в третий цех! В третий цех!
Валек потащил Мизгирева; тот сперва лишь царапал мысками бетон, но вдруг что есть силы вцепился:
— Нашел я, нашел!
— Чего, Мизгирек?!
— Дырку, дырку нашел! Не надо в туннель! Дальше надо — в овраг!..
— Ах, бабушку твою мотать! Живой!.. Поздняк, Мизгирек, не сейчас! Война на-горах!
— В окопы все, к забору! — Вцепился в Валька, пробегая, Кривченя. — Что, ранен?!. Чего?! Бросай его — сам доползет!..
— Давай, Мизгирек! Береги свою голову! — Валек усадил одноклассника наземь и кинулся вслед за Кривченей…
Забор был разбит, отдельные секции-плиты повалены, проломлены, размозжены, обломки бетона висели на гнутых прутах арматуры, в стрелковых ячейках, в окопах неистово-судорожно гомозились бойцы, упирали в курчавую землю пулеметные сошки, подносили коробки с золотыми патронными лентами, беспрерывно хрустели и лязгали всем своим вороненым железом, с которым еще не сжились, потому что ни разу не стреляли в людей, и сейчас вот, быть может, придется.
Валек рванул из-за спины висящий дулом книзу автомат и немедленно прыгнул в свое земляное гнездо. Навалился всем телом на переднюю стенку, повертел головой: Петьки нет, а налево — пустой, сильный взгляд невредимого Лютова.
— Инженер где?! Живой?!
— Нашел он, нашел! Дырку в шахту нашел!
— Большую дырку-то? А то, может, залезем в нее от греха, переждем? — засмеялся глазами комбат, отвернулся, к биноклю приник.
Бетонная плита на их участке, расколотая, большей частью обвалилась, впереди, где-то метрах в пяти, черным зевом зияла воронка с радиально разбрызганной комковатой землей. Валек, напрягая глаза, вгляделся в равнину за насыпью, повел глазам вправо, на башни-близнецы, на серые и рыжие громады терриконов, похожие на торты «Муравейник», изрезанные бороздами от вершины до земли, и ничего там не увидел — никакого движения.
Он не чувствовал страха, даже вроде спокойно ему стало теперь — может быть, оттого, что под ним не дрожала земля, ни кипели встающие и опадающие земляные фонтаны, и не бегали, и не лежали, и не ползали между воронок ребята, одинаковые, как в забое, потому что все были с квадратными дырами ртов и бескровными пыльными лицами.
— Огонь по команде! Только по команде! — услышал крик Лютова. — Отсекаем их от шоссе! Не даем закрепиться на насыпи! Минёру от Вити! Ориентир второй! Вправо два пальца! Видишь их?!. Балда! Прямо столб, вправо десять, ближе сто, у кустарника — видишь?! Сей по фронту, Балда, засевай в глубину!
Валек всмотрелся в тот кустарник и наконец увидел их — уменьшенные расстоянием до крохотности серые фигуры, которые почти сливались с серой же землей. Они возникали и вновь пропадали за насыпью, перебегая небольшими группками к шоссе, пропадали в зеленых кустах, в ниспадающих гривах раскидистых ветел, припадали к земле и опять подымались в коротенькую перебежку… и вот уже растягивались в цепь, начинали расти, удлиняться, походить на людей, и сердце Валька росло вместе с ними, тяжелея от крови, которой, казалось, уже не осталось ни в руках, ни в ногах.
Команды «Огонь!» не услышал — наверное, от слишком долгого, всем телом, ожидания… ворвался в уши грохот, и увидел, как Лютов задолбил из своего ручного пулемета, распустив вокруг дула клокочущий, незатухающий звездообразный ореол, запалив, нахлестав по цепи всех вчерашних шахтеров: в вышине позади, слева, справа залаяли, зарычали, забили «утесы» и «дэшки», раздувая всеобщий автоматный пожар, рассевая вдоль насыпи утекающий визг и летучие метки трассирующих.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу