Александр Даценко - Заклинание ветра

Вася попытался еще пару раз завязать душевный разговор, спел первый куплет оды о трудностях и лишениях, даже испустил скупую слезинку из левого, серого с побежалостью глаза. Увы ему. Я просто показал понятным жестом, что буду бить. Вася, охваченный неистовством чистой своей души, вышел в коридор, прихватив свою роскошную бутылку водки ручной работы. Во взгляде его читалась уверенность, что всё сложилось хорошо.

За пять суток пути он встречался мне в самых разных местах, в компании самых разных людей и в самых разных ситуациях. Вася бегал, тряся пачкою денег по случайно выбранным им вагонам, высевал в купе бывалого вида проводницы шлиховое золото из пробного пакетика, пел тоскливые застольные песни в тамбуре, плясал вприсядку, алкал справедливости и сиял фонарями, декламировал стишок с табуретки в вагоне-ресторане, имел бурный роман с буфетчицей прямо в резиновом переходе меж вагонами, прятался от бандитов в туалете и скандалил с цыганкой на почве рекламации за качество гадания. Много чего случилось с Васей — даже на случайный взгляд со стороны. Но в глазах его неизменно плескалась вера в то, что всё сложилось хорошо.

Всё было так, как и бывает со старателями, которые по сути своей — дети. Именно так, дети: все черты, присущие характерам людей, у них усилены до гротеска. И доброта, и хитрость, и жадность, и тупость — все.

Всё нормально — не жизнь такая, люди такие…

На четвёртые сутки его запойного благотворительного марафона я поймал Васю на перроне в Тюмени, отвёл в купе и забросил на законную верхнюю полку.

Вася заснул.

Проснулся он часов за двенадцать до прибытия в Москву. Заметно страдал под гнетом мощнейших внутренних духовных переживаний. Никому не нужный, как новость о взятии Рязани монгольским ханом Батыем, прошёл по вагону. Вернулся, причесал пятернёй брови и спросил, не знаю ли я, где его деньги.

Перед тем как потерять сознание, успел ещё крикнуть, что не это имел в виду.

Васю я полил карачинской минеральной водою и, усадив на откидной стульчик, попросил уточнить, что же именно он имел в виду.

И Вася сказал, что просто не знает, куда подевал четыреста тысяч с копейками…

— Помню только, что проводнице я подарил девяносто тысяч.

— Зачем ты подарил проводнице девяносто тысяч?

— Мне её жалко стало, она сказала, что на квартиру копит и на свадьбу…

— Хм. Значит, не дала… — Нет, — робко и грустно вымолвил Вася — не дала.

Это всё, что Вася помнил отчетливо.

В общем остался он без денег, окромя пятисот рублей, хорошо, что билет на дорогу дальше у него имелся. Проживал Вася на Украине. То ли в Фастове, то ли в Белой Церкви, и ехать ему надо было с Курского вокзала.

Он попросил меня помочь доехать до Курского, потому что «на такси уже почему-то не хватает».

— Хорошо, — согласился я, — как приедем, так просто иди со мною, я выведу тебя на Новорязанскую улицу и посажу к бомбиле, он отвезёт, ещё и на пиво останется.

Вася ходил за мною, как привязанный. Целых двадцать минут ходил. Потом его похмелили, уж не знаю, как успели и кто.

Уже перед выходом на перрон Казанского вокзала он схватил свою отощавшую сумку и со словами «Я договорился» выскочил с грацией глиссирующего катамарана в коридор вагона.

Выйдя, я увидел его в обществе двоих то ли носильщиков, то ли нуворишей, то ли просто людей с жизненными затруднениями. Эти двое обладали уверенными помятыми лицами столичных люмпенов. Вася был похож на робкого туриста из глубинки. Но в глазах его читалось, что теперь-то вот всё уже хорошо.

Меня встречали, ждать нужно было ещё часов пять до пересадки, и мы с ребятами засели в каком-то кафе над кассовым залом, нормально так общались, как люди, которым есть о чём пообщаться — ну, знаете, как это бывает? Стандартный набор — новости, шутки, обсуждение планов по захвату мира.

И тут в кафе появился Вася. Он влачил себя, и вид его был скорбен. Я не знаю, доводилось ли мне раньше видеть столь скорбного и просветлённого человека. Мне показалось даже, что мир вокруг притих, как во время полного солнечного затмения.

Вася подошёл, окинул взглядом страдающего за правду праведника нашу постыдную компанию. Обрушилась полная тишина. И вот в этой тишине он произнёс, почему-то грассируя: — Саша, милиционег'ы отняли у меня мои последние пятьсот г'ублей…

Конец простой — мы дали пятьсот рублей, Илья отвёз Васю на Курский вокзал и посадил в поезд. Поезд уехал.