Затем занялись скотоводством и куда-то подевались.
Наверное, ушли грабить к последнему морю.
Это народы разные, а последнее море — одно и тоже все века — недостижимое.
Потом здесь понемногу и не всегда счастливо жили славяне, скифы и сарматы, тюркоязычные авары, хазары, печенеги, монголы, шотландцы, ингры, но все они как-то не на постоянной основе.
Нынче же снова живут славяне, и это однозначно говорит о верном пути развития региона.
Всё это чистая, лучшая из всех известных правда.
Вы можете мне верить. Потому что верить вам больше некому.
Письменная история посёлка гораздо короче изустной, легендарной, приблизительной и археологической.
В середине XIX века некто Сомов владел одинокой дачей в дубовом лесу. Железнодорожную станцию назвали по его фамилии.
И началось.
Постепенно дач становилось всё больше.
Разрослось.
Домов старых почти не осталось. Штук десять есть всего. Прошёл мимо остатков дома, построенного в 1913 году и сожжённого в 2013. Сто лет. Юбилей.
Была тут и узкоколейная дорога в лес. К озеру Маклок [9] да, вот такое имя у поселения, наверное, при Петре шотландцы гуляли
. Возили кирпич с кирпичного завода, живицу (сосновую смолу) и прочие дары природы. Да, кирпич — дар природы, глупо спорить.
Работала тут звероферма. Но судьба её печальна. Злобные твари демократы однажды ночью взяли её приступом, разорили, разграбили, насыпали на руины соли и нагадили едким. Звери разбежались по лесам. Мстят.
Редкий либерал выйдет живым из тех зелёных насаждений.
Ласки и куницы выедают мозги, а тела бросают.
Хотя люди грешат на черного зверовода. Но это совсем другая история.
Был посёлок, стал микрорайоном. Сколько-то ещё продержимся, а потом придут многоэтажки. И конец курорту. Есть надежда на всякое. Но слабая. Строитель — как сифилис, человек хочет всего лишь отвлечься от рутины и вот… Ртутью лечить — себе дороже, а автоматического оружия не позволяют власти. Да что там оружия, их вообще уничтожать запрещено. Дикие времена, дикие нравы.
В войну немцы сюда дойти не смогли. Отбили их и через реку Воронеж не пропустили.
В школе был госпиталь, во дворе стоит памятник— братская могила умерших от ран.
Сходил в церковь, помолился за помин. Есть о ком.
Красивая церква. Уютная.
Ещё там лес. Только встать и выйти из дому. Сколько раз мы выживали в том лесу с друзьями — и не сосчитать. Наберём водки, закуски — и выживаем. Даже зимою.
Да. Такой вот у меня город.
Потому и писал ему, что в городе лучше.
Обратно шёл мимо самой мягкой, задней части мебельной фабрики и думал о смысле бытия.
Жили тут люди, умирали и рождались. И так было всегда. Демократов пережили, гуннов, хазар, монголов, немцев — и либералов переживём. Бог даст, строители тоже сгинут. Сами как-нибудь построимся.
Навстречу поезд «Воронеж — Санкт-Петербург». Ну что ты поделаешь…
Добра вам и жажды жизни.
Ходил за хлебом. Видел сороку. Сорока заполошно кричала, будто репортёр на прямой связи со студией, красуясь перед синичками белыми боками. На хвосте её болталась готовая сорваться новость о превращении России в корпоративное государство.
С приглушённым возрастом ужасом вспомнил, что все мои чёрные рубашки в шкапу висят там из очень далёкого прошлого. То есть они крепкие, конечно, но очень небольшие.
«Я опять не вписываюсь в рынок», — мелькнула тревожная, как у пограничника, мысль.
Мелькнула да и пропала под грузом впечатлений от серого неба и белого снега.
А тут ещё и сорока улетела.
Всегда казалось, что сорочья манера летать должна приводить снайперов в ярость. Хорошо, что я не снайпер.
Хотя... корпоративное государство, снайпер... Мог бы и вписаться.
Эх, не на того учился.
Сорока красивая. Будь, как сорока. Не жалей прохожих.
Скрип-скрип, снег скрипел под ногами.
Шлёп-шлёп, уводили от реальности мечты.
Скрип-скрип, снег, шлёп-шлёп, мысли,
Дзынь-дзынь… Ну, это просто холодно…
Признаков Нового Года пока ещё не обнаружено. Нет того веселья. Предощущения пока ещё нет. Раньше вот все свободные места в мире были заставлены шампанским, шпротами и засыпаны мандаринами.
А теперь нет. Курица, гречка, майонез и шаурма.
Так себе набор.
Читать дальше