Александр Зорич - Семя Ветра

Когда забытье завладело памятью Герфегеста, прошлое почти полностью перестало существовать для него. Только родовое имя осталось в памяти – как маяк в ночи.

Он был Конгетларом – в этом у него не было никаких сомнений. Но ничего больше Герфегест не помнил.

Семь долгих лет, проведенных в Сармонтазаре, не возвратили ему памяти о своем Доме. Лишь трижды за много лет ему случилось назваться Конгетларом. Но ни разу имя его Дома не вызвало ни в ком даже тени понимания.

Это имя было чужим в Сармонтазаре.

Память вернулась к Герфегесту вместе с Семенем Ветра – осколком волшебства, которое попало к нему в руки после долгих лет, проведенных в скитаниях и жестоких битвах. Вначале Семя возвратило ему знание о Ветре. Затем – о Пути Ветра. И наконец – об Идущих Путем Ветра, о мужчинах и женщинах его Дома, Дома Конгетларов. Восьмого и самого своеобычного из благородных Домов Алустрала.

В ослепительно ярких снах перед Герфегестом раскрывались картины ушедших в небытие дней. Безбрежные, хищные моря Синего Алустрала, гордые крепости, уходящие в неласковые грозовые облака, многоярусные корабли, златотканые штандарты, кичливые гербы и исполненные тайны улыбки прекрасных женщин…

Долгое ученичество в Обители Ветра и беспощадные схватки… Иногда – за победу, чаще – за жизнь. Звон стали, посвист стрел, надсадный крик, медленно уходящий в стон…

В живых картинах прошлого он видел свое лицо. Видел и лица своих родственников. Они проступали сквозь пелену непоправимого, их глаза сияли темным пламенем ярости. Они повествовали о Падении Дома Конгетларов.

Семя Ветра, найденное им в подземельях цитадели Тайа-Ароан, возвратило Герфегесту утраченную книгу родовой памяти. Пожелтевшие страницы этой книги были щедро обагрены кровью и напоены ядом несбывшихся надежд.

Живя в аскетическом уединении среди Хелтанских гор, Герфегест не знал, стоит ли радоваться обретенному знанию. Едва ли оно способно изменить его жизнь к лучшему. Да и по силам ли тяжесть такого знания последнему отпрыску испепеленного Дома? Едва ли, едва ли.

Так думал Герфегест, вдыхая ледяной воздух гор. Он был уверен, что путь в Алустрал закрыт для него навсегда. Потому что Врата Хуммера непроницаемы. Потому что в Алустрале уже четырнадцать лет его дожидается смерть. У людей Алустрала слишком хорошая память.

Потому что – и это самое главное – пропитанный ужасом и ненавистью междоусобий мир Алустрала не стоит даже сухой былинки под его, Герфегеста, ногами.

Герфегест не сомневался в том, что горькие воспоминания о его пасмурной родине, подаренные ему Семенем Ветра, – последнее прощание с землей его предков.

Но затейница-судьба распорядилась иначе.

Врата Хуммера не пропускают живых тварей.

Только мертвых.

Человек может – может, если знает правильные слова на Истинном Наречии – прикинуться мертвой тварью и остаться живым. Лошадь – нет. Поэтому прошедшие через Врата были пешими. Они перемещались совершенно бесшумно и им не нужно было беспокоиться о том, что рассерженный конский храп выдаст их в безмолвный предрассветный час.

Слепец, который был с ними, нетерпеливо грыз прутья стального намордника. Он чуял Семя Ветра лучше самой натасканной ищейки, он привел своих хозяев сюда и жаждал получить причитающееся ему по праву. Его уже давно не кормили ничем вкусным. Очень давно.

Круглое, небрежной кладки строение, прилепившееся к краю каменистого холма среди корней исполинской сикоморы, было окружено со всех сторон.

Предводитель отряда произнес слова, ошибиться в которых означало умереть.

Слепец ответил едва различимым голубым проблеском в трех буграх на его омерзительной голове. Предводитель – сейчас его звали Мелет – не ошибся. Он хорошо помнил заклинание.

Мелет снял со Слепца намордник, освободил его передние роющие лапы от кожаных перевязей и отстегнул поводок вместе с кованым стальным ошейником. Теперь Слепец был предоставлен самому себе.

Не прошло и минуты, как он исчез под землей.

Пластинка лунного камня, врезанная в ошейник Слепца, просветлилась. В ее молочно-белых недрах Мелет теперь мог видеть Нить Бытия страшного паука-убийцы, которого Врата Хуммера пропустили в этот мир без малейшего неудовольствия.