Александр Даценко - Заклинание ветра

Пиратам приходится иногда остановиться, чтобы передохнуть. Тогда они курят папиросы с заломанными гильзами и украдкою пьют портвейн номер 33 из бутылки-огнетушителя. Выпивают за раз по половине граненого стакана, вытирают рукавами усы, вкусно ухают. Вина огромное количество - целых три бутылки стоят в тени сарая прикрытые телогрейкой.

За причалом - линия береговой обороны, грамотно эшелонированная и мощная, куда там линии Мажино. С заглубленными казематами, ДОТами, траншеями, блиндажами. Невероятно укреплённая, нерушимая и последняя. Впрочем, почему только береговой? Позиции окружают весь наш дом. Дом старый, двухэтажный. У него есть собственное имя. Шанхай - называют его взрослые.

Сейчас никто не атакует наши окопы, но мы готовы. Мы бы и жили мирно, но опять грохочет в небесах канонада далеких сражений. Пока не у нас, а в соседнем дворе...

Там линия обороны слабая, никчёмная линия обороны, потому что в соседнем дворе никто не сгружал автокраном «Ивановец» бетонные конструкции. А у нас сгружали.

- А для чего это все сюда привезли?

- Для чего-то...

А мы знаем, для чего.

В потерне ДОТа сидит Серёга Самоделкин и выжигает увеличительным стеклом на спинке скамейки слово «дура». Буква «а» не получается, и он аж высунул язык от усердия - старается завернуть виляющий хвостик у этой нелепой буквы, но сам плохо понимает, куда именно надо завернуть, и потому нервничает, а хвостик буквы всё дальше и дальше убегает в сторону ангаров.

Чуть дальше за огородами, сразу за кустами вкуснючего шиповника, пустырь и вечная стройка. Старостройка.

Под ней, в подземных многоярусных тоннелях, располагаются космические силы нашего двора. Крейсер - люлька от мотоцикла «Урал», боты - две старые покрышки от «Кировца» и огромный ударный линкор - настоящий остов автомобиля «Победа», со стёклами и мотором.

В нашем дворе есть всё, что вообще существует в мире. Точнее, всё, о чём мы уже успели узнать. И мотоцикл, и милиционер Паша со второго этажа, и бордюры, и даже цыгане. Судья, военком, пенсионеры. А еще три добрые бродячие собаки, без счёту стремительных кошек, заросли гигантского ревеня под окнами и старая новогодняя ёлка, которая несколько лет торчит из ревеня, словно скелет календаря.

Посреди двора стоим мы.

Нас восемь. Вообще-то девять, но Серёгу родители «загнали». Так мы говорим – «загнали», это означает выдернули в свой мир. Опасный и чужой, не наш, взрослый, неизбежный.

Но мы не боимся. Мы столько знаем, столько пережили, - и войны, и самое главное - мир. Отыскали Эльдорадо, спасли Скотта, видели Атлантиду в темной толще океанской воды. Красные пески Марса хранят отпечатки наших кед, а в реках Венеры потеряно немало крючков на коварных подводных корягах.

Чернобокие, хищные имперские дромоны несли нас душной тропической ночью в десант на Александрию. Отсвечивали в сером свете Луны бликами смертей наконечники контарионов. Мы соль земли, надежда и опора, не солжём, не предадим, не отступим.

Поэтому и не боимся взрослого мира. Просто жаль, что Серёга не сможет сегодня охотиться на китов. Но гарпун он нам оставил. Хороший гарпун, ни у кого такого нет. Из лёгкого и прочного алюминиевого уголка. Тусклое серебро, серебро...

Чего бояться?

Ну чего?

Слаба эта их взрослая жизнь, слаба.

Да послушай - слышно же...

- Серёгааааааа, выходиииииии...

А на старых фотографиях, на которых все ещё живы - ничего не меняется.

Бездомные в обнимку с олигархами, новая тельняшка у Петьки, одна большая страна, и всё - впереди.

Мертвые подают отвёртки живым, спившиеся разливают лимонад на дне рождения калеки, а пропавший без вести дурашливо пристраивает рожки из растопыренных пальцев к голове серьёзного, как учитель географии, но волосатого, как хиппи, политолога-идиота.