Юрий Купер - Сфумато

– Нет, завтра уезжаю, – медленно цедя перцовку из стакана, объяснил я.

– Куда, если, так сказать, не секрет? – продолжал Федор светскую беседу.

– В Москву…

– А-а-а… – протянул он, глядя на бутылку. – А в наши края какими судьбами, так сказать, по долгу службы или?..

Мне совсем не хотелось отвечать ему. Пьянея, я с каким-то ленивым удовольствием осознавал, что это моя последняя ночь…

Я испытывал какую-то патологическую, непонятную мне самому лень, работая в Заочном народном университете искусств имени Крупской. Через год от этого странного учебного заведения меня отправили читать лекции в городок, которого даже не было на географической карте. Я толком не запомнил его названия.

Было неприятно вдыхать запах огромных конвертов, которые приходили каждый день со всех концов Советского Союза. Забрав их из почтовой ячейки, я ехал к своей машинистке, Берте Абрамовне, от которой несло «Красной Москвой» так, что мне приходилось просить ее открыть окно даже в зимнее время.

Она готовилась к моему приходу тщательнее, чем бы мне хотелось. Диктуя ей очередное письмо-консультацию, я видел, как у нее потел лоб. Берта без конца бегала в туалет. Я пересаживался поближе к открытому окну и слушал звук спускаемой воды.

– Вы находите меня интересной? – однажды, покраснев, спросила она. – Или вы согласны с моей мамой? Вы знаете, мама считает, что я на любителя… – Берта перестала печатать и с надеждой взглянула на меня…

Я не знал, что ей сказать, вскрыл очередной конверт и начал диктовать:

– Уважаемый Виктор Сергеевич, посмотрел ваши работы…

Берта пару секунд помолчала, а потом с легким кокетством произнесла:

– Дитин, вы мне не ответили.

Я упрямо продолжал диктовать, отмечая ошибки Виктора Сергеевича в рисунке углем, рассказывая что-то о необходимости линий построения, но стука клавиш не было слышно…

– Почему вы не печатаете? – спросил я.

– Мне плохо, – сказала она. – Я могу вас попросить закрыть глаза?

– Зачем? – настороженно поинтересовался я.

– Я вас очень прошу…

Я закрыл глаза. Прошло около минуты, слышались какие-то странные звуки, затем щелчок выключателя, и наступила тишина…

– Можете открыть! – услышал я полный драматизма шепот Берты.

Я открыл глаза. В комнате было темно, она стояла рядом со столом, на котором находилась ее пишущая машинка. На полу у ног Берты валялось платье, руками она прикрывала обнаженную грудь…

– Возьмите меня, Дитин, я не могу больше…

После этого я уже не возвращался ни к Берте, ни к конвертам. Виктор Сергеевич и остальные, безнадежно ожидающие советов, так и не получили консультацию педагога. Ученики мои были из разных слоев общества: одинокие скучающие домохозяйки, школьники, ушедшие в отставку военнослужащие, даже отбывающие срок. И все они так и не узнали, как выглядит их педагог. Возможно, я казался им умудренным опытом маститым художником, даже академиком. Им и в голову не приходило, что я был всего-навсего двадцатитрехлетним потерянным фантазером, мечтающим стать когда-нибудь художником.

Я месяцами таскал у себя в кармане конверты с уже напечатанными ответами, но так и не отправлял их. Эта была какая-то неизведанная, но приятная болезнь безответственности. Свой исход от Берты я тоже не мог объяснить ничем другим, кроме как спертым запахом «Красной Москвы» и, в какой-то степени, уважением к ее возрасту, она была лет на двадцать старше меня.

После этого меня вызвал к себе заведующий учебной частью Алексей Гаврин и предложил компромисс.

– Дитин, ты совсем оборзел… – сказал он дружеским тоном. – У тебя было около ста учеников. А теперь?.. Ну что ты молчишь? Что, по-твоему, я должен делать?

– Увольняй… – спокойно сказал я.

Но после серьезного разговора, в течение которого мы раздавили на двоих бутылку «Столичной», я стал главным специалистом по лекциям.

– Бабок будешь зарабатывать больше. Ты же знаешь, что очная консультация стоит в четыре раза дороже, – разливая по стаканам водку, убеждал меня Гаврин.

– Ты думаешь? – спросил я.

– А ты пошевели мозгами. Не догадываешься? – загадочно и пьяно смотрел на меня Гаврин. – Ну? Эх ты, удар, вижу, совсем не держишь… Короче, я с тобой ездить буду, ты только читай себе свои лекции и не думай ни о чем, а я займусь бухгалтерией, понял?

Мне понравилось предложение Гаврина, да и сам он был приятным малым, таким же потерянным и живущим в каком-то детском мире авантюры и бесконечных побегов от надоевшей ему жены.