Юрий Купер - Сфумато

Я не могу объяснить, почему просыпаюсь последнее время от звука лопаты, скребущей на улице снег. И это не зависит от времени года. Звук преследует меня и летом, и осенью. Вот и сегодня я был разбужен точно так же. Даже не очнувшись от сна, я с закрытыми глазами слышал этот неизвестно откуда идущий скрежет.

Открыв глаза, я увидел Митю. Он спокойно сидел на моей кровати, не шевелясь, будто боясь разбудить меня, и, как обычно, посасывал свой кусочек сахара.

Митя был одет по-летнему, на голове его красовалась белая кепка. Правда, она была почему-то накрахмаленно-белоснежной.

– Ты что, ее выстирал? – спросил я.

– Выстирал, – спокойно, глядя куда-то в сторону, пробурчал он. – Сегодня твой решающий день. Совет, ты помнишь, назначен на вторник.

Честно говоря, я ни о каком Совете не подозревал, а вторник, как день недели, мне вообще ни о чем не говорил.

– Ты готов?

– В смысле?

– Ну, ты готов продемонстрировать свою память?

– Думаю, что смогу, – слегка неуверенно сказал я.

– Ну, тогда вставай и собирайся, – почему-то улыбаясь, произнес Митя и протянул мне пачку сигарет, которую он поднял с пола. – Ты знаешь, вчера я сделал шикарный рисунок. Тебе даже в голову не придет, что это.

Он, видимо, ждал моего вопроса: «Ну и что же это?», поэтому, затянувшись, я спросил со слегка преувеличенным любопытством:

– Ну и что же это?

Он сделал длинную паузу, медленно закладывая в рот новый кусок сахара, и с легким пафосом ответил:

– Представь себе шикарный лист белой бумаги, белоснежной, ну где-то пятьдесят на семьдесят, двухсотграммовой, представил?

– Да, и что?

– А на нем… – И снова томительная пауза. – На нем… – повторил он так, как обычно рассказывают детям сказку. – На нем ничего, только моя подпись. Молчи, я заранее знаю твою реакцию. Ты никогда не понимал и, думаю, уже не поймешь магию и божественность белого. Божественность и глубину пустоты. Внедряясь в нее, каким бы художником ты ни был, ты нарушаешь идеальный мир пустоты, если хочешь, мир тишины. Все эти интервенции – только желание продемонстрировать свое присутствие.

Ты как бы вступаешь в соревнование с тысячами и тысячами себе подобных наивных пигмеев, жаждущих начать соревнование с Богом, с чистым листом бумаги…

Он говорил, говорил и говорил, и от звука его голоса словно наступало какое-то незнакомое ощущение покоя и приятного безразличия. Я снова увидел пейзаж за окном с покосившимся белым забором и деревню за ним. Затем все исчезло: и Митя, и забор, и пейзаж. Исчезли, как в дымке сфумато, будто их и не было.

Когда я очнулся, звук лопаты, сгребающей снег, вдруг прекратился. Сигарета моя давно погасла, я поискал глазами пепельницу. Не найдя, бросил окурок на пол.