Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– Когда вы сердитесь, – с жуирской улыбкой проговорил Зайцев, – вы становитесь еще обаятельнее.

– Ой, не надо! – сморщилась Анна Аркадьевна. – Опять двадцать пять. Мы это уже проходили. Вы еще про мои волосы скажите.

– При чем тут ваши волосы?

– Чехов, пьеса «Дядя Ваня». Когда женщине говорят, что у нее красивые волосы, она наверняка некрасива.

– Вы опять меня загнали в угол, – примирительно поднял руки Егор Петрович.

И заговорил о том, как обрабатываются сейчас белорусы, как им внушается историческое единство не с Россией, а с Великим княжеством литовским. Мол, они – Европа, а не посконная Русь. В литовском княжестве белорусских крестьян за людей не считали.

И снова стараниями Егора Петровича удалось погасить конфликт.

Они ужинали в ресторане средиземноморской кухни. Анна Аркадьевна заказала фаршированные баклажаны. Она любила баклажаны в любом виде, кроме сырых. Егор Петрович предпочитал блюда с макаронами. Не иначе, как последствие голодных детства и юности.

От белорусов перешли к неравенству людей вообще, точнее – их неодинаковости с точки зрения духовной организации, интеллектуальных запросов и устремлений.

Анна Аркадьевна в молодости была убеждена, что любого человека можно воспитать в нравственно совершенную личность. Просто надо заниматься с этим человеком с детства: развивать, развивать и развивать! Главная задача педагогов! С годами ее наивная вера в человека притухла. Развивать, конечно, надо, педагоги должны стараться. Но если изначально развивать не из чего, то у тебя мало что получится. Нет семени – нет растения. Некоторые люди рождаются без нравственного чувства, как рожаются безрукие или не обладающие музыкальным слухом. Таких безнравственных – полные тюрьмы. Им не дано понять, что грабить, убивать, наживаться на чужом горе – отвратительно. Всегда были, есть и будут люди, которые смотрят вверх, на звезды и мечтают к ним полететь. И те, кто, сытно поев, задирает рубаху и чешет пузо, довольный сам собой и предложенными ему развлечениями, будь то арена, где бьются гладиаторы, или экран телевизора.

Однако, когда Егор Петрович вспомнил пушкинское: «К чему стадам дары свободы? Их надо резать или стричь…» – она вдруг восприняла цитату в штыки.

– Это вам референт к какому-нибудь выступлению подобрал аргументики? Я подскажу еще один. Из Некрасова.

Анна Аркадьевна умышленно поменяла несколько глаголов в строфе, осовременила . Зайцев не заметит.

– Под дворянством, как вы догадываетесь надо понимать нынешних богачей-олигархов, – уточнила она.

– Вы, между прочим, – раздраженно напомнил Егор Петрович, – тоже чиновница.

– Мелкая сошка. Ведущий специалист. По современному табелю о рангах – секретарь госслужбы, что соответствует воинскому званию старшины или младшего сержанта. А вы генерал армии – начальник целого департамента, действительный государственный советник Первого класса.

Они стали пререкаться, глупо, мелочно и сквалыжно. Рыба гниет с головы… армия держится на старшинах и сержантах… наверху тьма власти, внизу власть тьмы…

За десертом хватило ума и такта сменить тему, вернуться к тому, что обсуждали уже много раз – цыган и дочь Зайцева Лену, которая была намерена после каникул вернуться во Владимирскую область.

Выслушав рассуждения Анна Аркадьевны, Егор Петрович кивнул:

– Здраво мыслите. Вы мудрая жен… – поперхнулся, закашлялся.

– Ладно, – махнула рукой Анна Аркадьевна, – какая есть. К счастью, имеется человек, который периодически называет меня дурой, дурочкой или дурындой.

– Это кто?

– Муж, естественно.

Она встала, направилась к выходу, услышала, как шествующий за ней Зайцев пробормотал:

– Муж не считается.

Лето – сонная отпускная пора. Москва пустеет. Работающий люд по выходным прячется от жары на дачах или оккупирует берега водоемов. Недолгий тропический период провоцирует негу, интеллектуальное буксование и нежелание напрягаться. Не случайно в райских жарких странах прорывов в науке или в искусстве практически не бывает. К чему они, если и так хорошо? Если для жизненного обеспечения (жилье, одежда) требуется малое и оно дешево? Если созерцать окружающую красоту, праздно философствовать, купаться в океане, сонно медитировать гораздо приятнее, чем сидеть в офисном муравейнике?