Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды - Ранняя проза

«И тягостно-грустно, и некому руку подать

В минуты души непогоды.

Надеяться? Верить? Другим и себе помогать?

А толку-то? Нам не уйти от невзгоды», –

всплыли из глубины сознания чьи-то стихи.

По крайней мере, ему уйти не удалось. Как и сотням другим в этом здании, впрочем.

Надежда умирает последней, мучаясь в агонии… Для кого-то она уже умерла, и разницы – не было. Для него же в этот день она еле-еле светлым лучиком вновь блеснула на горизонте – только лишь для того, чтобы завтра поспешить умереть вновь.

Когда он вышел на улицу, его брат сразу же подошел к нему. Обнял, похлопал по плечу, попытался приободрить. Они начали беседовать. Брат спрашивал о том, как он себя чувствует, достаточно ли хорошо заботятся о нем врачи, пытался приободрить, утешить… как будто это могло хоть что-то изменить теперь, когда разницы не было.

Они, впрочем, разговорились. Брат не был у него около месяца, и теперь ему несмотря ни на что было приятно слышать и слушать его, жизнерадостного и веселого – каким он был и сам когда-то невыразимо, нескончаемо давно. Разум по какой-то невероятной прихоти судьбы сегодня был вновь ясен, и беседу можно было продолжить достаточно долго, несколько часов – конечно, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Впрочем, все равно это было приятно, и в какое-то мгновение радость даже вновь постучалась в дверь его души.

– Прости меня, что я по-другому не могу помочь тебе теперь. Я надеюсь, ты понимаешь. Я не могу понять, за что ты был так наказан, не вижу в этом логики. Временами, когда я засыпаю и вспоминаю тебя, я кляну и ругаю Бога, допускающего подобную… бесчеловечность. Черт возьми, я не вижу логики! Я смотрю на наш мир все пристальней и внимательней – и, ты знаешь, мне начинает казаться, что все мы давным-давно сошли с ума, давным-давно стали нездоровы. И многие гораздо менее здоровы, чем ты, многие гораздо более нечеловечны.

И если в этом есть хоть какая-то логика, то, черт возьми, где же она?! Почему же по-настоящему сумасшедших, вынашивающих и лелеющих планы по уничтожению себе подобных – почему их Бог милует, почему наказывает других? Почему почти всегда не тех, кого действительно надо? Ты знаешь, сколько я не бился над этой загадкой, сколько не вопрошал его, надеясь на ответ, – все бесполезно. Иногда мне кажется, что мы брошены им на произвол судьбы давным-давно. Прости меня… Я делаю все, что могу…

– И все же не вини Бога. Кто знает? Может быть, это действительно оказалось необходимым – бросить нас на время, чтобы… чтобы мы сами потом нашли его? Я не знаю, не знаю… Похоже, я наконец-то начинаю понимать, что я действительно ничего не знаю, что мои знания – это прах, и ушли они так же быстро, как и появились. И, ты знаешь, я думал об этом – думал ночами, когда ум был готов верно служить мне…Мне кажется, что это даже к лучшему. Да, да, не удивляйся – все к лучшему. Теперь у меня гораздо меньше забот, гораздо меньше тревог. Я перестал бежать сам не зная куда, я перестал расталкивать бегущих рядом со мной в стороны, я перестал ценить столько вещей, которые другие считают единственной подлинной ценностью, и начал вместо них ценить другие.

И я даже почти перестал считать это несправедливостью. Скорее, наверное, уроком, хоть и очень тяжелым.

Это так прекрасно… Так удивительно прекрасно – сидеть сейчас здесь, в саду, слушать шум листвы и пение птиц, беседовать с тобой, вновь пришедшим навестить меня – и ни о чем, ни о чем, ни о чем уже больше не переживать… У меня на это просто не осталось времени. У меня осталось время лишь на красоту моего и твоего – нашего – мира. Я наконец-то смог понять и почувствовать это, наконец-то смог…

Нет, все к лучшему. Пусть будет так, как будет, раз это уже невозможно изменить, пусть будет так. Я приму это. Я уже принял. И пусть я так и не сумел понять, за что же я был наказан, но я понял другое, нечто несравнимо более важное. Я понял, что жизнь стоит того, чтобы жить.

24.04.2006

Время, когда я обращаюсь к вам – это время преображения. Ваша жалкая попытка мирового доминирования подходит, наконец, к концу. Я называю вас «собратьями» потому, что я такой же человек, как и все вы. Я называю вас «спящими» потому, что вы уже давно живете в тотальном Голливуде. Для вас уже не осталось ничего реального.

Все началось еще в 1776 году, когда тринадцать Британских колоний объявили себя «независимыми», и с того самого дня вы стали продолжением империалистической воли ваших предков, продолжая делать то, что не сумели в свое время они. Вы были всего лишь новым телом для демона. Но и это тело умирает сейчас.