Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды - Ранняя проза

Это я узнал от нее в тот день, когда вынужден был вмешаться и силой прекратить этот «урок» издевательства (вот ребята то радовались, что смогут свалить домой раньше!), и утешал эту девушку, еще совсем недавно закончившую педагогический ВУЗ и устроившуюся на свою первую работу…

Через три недели Лариса – так звали молодую учительницу – уволилась, не в силах больше это терпеть. Уволилась так же, как и предыдущие три девочки… Только вот продержалась она больше всех – три месяца. Остальные не выдерживали и этого.

Она уволилась – а я продолжал работать. Но у меня был другой класс, Саша! Их еще не коснулось тогда это страшное влияние – они были достойными людьми, эти уже почти что выпускники! Тот класс, свидетелем школьной жизни которого я так случайно стал, считался, оказывается, в школе «одним из худших». То есть худшим в компании наряду с некоторыми другими… Учителя сами рассказывали, что основную проблему как раз и стали составлять эти классы молодых школьников, а отнюдь не старшие, как было раньше. Старшеклассники сейчас казались ангелами по сравнению с маленькими «ребятишками». И каждый год становилось все сложнее… Благо и радость, если кому-то из учителей удавалось воспитать и поставить на место какой-то из младших классов – и тем более научить их уважению к учебе! Но это удавалось лишь единицам, а остальные классы ставились на самотек…»

Потом Игорь вдруг поднялся, лицо его приняло какое-то твердокаменное выражение, и глаза засверкали.

«Когда положение учителя стоит на уровне грязного раба, и в сердце нет уважения к труду, а есть лишь к деньгам – тогда и начинает рождаться этот бред, эта гадость, Саша! И бороться с этим надо, видя причину и устраняя ее. А с этим надо бороться! Если мы хотим оставить за собой достойное поколение, мы должны бороться за это – мы просто обязаны это делать, если человечество хочет продолжать жить! Надо приучать людей любить ближнего, любить труд, любить самосовершенствование – это залог здоровой жизни, да и жизни вообще. Казалось бы, всем известные истины, но ведь надо прилагать их к жизни, надо вносить их в жизнь, жизнь надо строить на них! Вот что надо, Саша, очень надо – это наш спасительный путь».

Игорь говорил, а я слушал. Тогда я еще понимал далеко не все его слова и мысли – теперь понимаю больше, намного больше. Теперь я и вижу больше – может быть, даже как он. Но обратимся вновь к его словам.

«Помнится, как-то ко мне после занятий пришла женщина – мать одного из ребят, что учились у меня. Кажется, Славы. Ей было лет тридцать, хотя выглядела, Саша, она намного старше. Она была очень взволнована и испугана – и я вскоре узнал, почему. Ее сын пропал из дому. Никаких записок, ничего, что могло бы вывести на его след. Она уже обзвонила и милицию, и все прочие службы. Как она сказала мне: «Слава очень хорошо отзывался о вас, и вы ему очень нравились – вы стали даже чуть ли ни его кумиром. Он искренне любил вас, и я это видела. А сегодня он пропал…»

Женщина заплакала – я, как мог, стал ее утешать.

«Он… ведь… у… меня… хороший. Только… только вот… пьет. И… я… глупая сама… сама приучила… его… к этому! Как… же я перед ним… виновата!»

Слова доносились из всхлипов женщины и таяли в воздухе. Ясно. «Видимо, парень в очередном запое», – подумалось мне, хотя что-то внутри подсказывало, что я, к счастью, совсем не прав… Я научился доверять этому что-то, которое называл чувство-знанием. Чем я мог помочь здесь? Поиски уже идут, и ее сына все равно скоро должны найти – я мог только убедить в этом эту плачущую женщину.

И я убеждал.

Когда она, наконец, успокоилась, то сказала, что, если я не против, она бы снова пришла завтра ко мне после занятий – она одинока, и так ей будет легче перенести те дни горя, пока ищут ее сына. Я не отказывался.

А через семь дней парень нашелся – точнее, пришел домой сам. И первое, что он сделал, когда увидел родную мать, – подбежал к ней, обнял ее и всхлипнул. Он просил прощения за то, что оставил ее без предупреждения на целую неделю. Говорил, что эта неделя ему была очень необходима, что он, наконец, одумался и стал другим человеком, что он бросил пить, что он порвал со своими «напарниками» – порвал навсегда, порвал с ними со всеми. Он плакал, впервые за долгие годы – плакал. А потом он прибежал ко мне – со слезами в глазах. Он схватил мою руку обеими ладошками и стал горячо ее жать.

«Учитель, вы помогли мне! Ваша вера в людские силы и в меня спасла меня, учитель. Вы ведь даже не знали, что я пью – но это и не важно. Ваша вера помогла мне, учитель! Ваши слова о пагубе пьянства и здоровой жизни (а я тогда как раз стал рассказывать им об этом и приводить статистику) очень помогли мне. Спасибо, спасибо вам! Я никогда этого не забуду!»