Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

— Ну и что из того?..

— То есть как это «что из того»? — протянул обиженно председатель и внезапно ускорил шаг, точно хотел уйти вперед.

— Я хотел сказать, чтобы ты продолжал, — поправился Ион и покраснел. — Слушаю тебя.

«Да, тебе хочется меня слушать, как собаке лизать соль», — подумал Алеку Лазу, но замедлил шаг и продолжал, понизив голос:

— Мы, по правде сказать, кое-что подозревали, — признался он и отвел взгляд в сторону. — Его пьянство, дружба с Котуном, женщины, с которыми он связался, — все это заставило нас призадуматься…

— Понимаю… Понимаю… — удрученно бормотал Ион.

«Черта с два ты понимаешь!» — мысленно возразил ему собеседник и продолжал вслух:

— Мы послали человека, сына Булиги, Митру, ты его знаешь… Послали, значит, его в Пэтрэуць разузнать, как там и что. Вчера вечером он вернулся. Ничего там не куплено. Михай там даже и не был…

Наступило тягостное молчание.

«Посмотрим, как теперь запоешь», — подумал председатель, а вслух произнес:

— Ну, что скажешь?

— Ладно! — вымолвил Ион, и лицо его окаменело.

«Ага! — казалось, хотел сказать председатель. — Я так и думал, что ты это скажешь».

Они расстались в середине села холодно, словно чужие.

— Я остаюсь в селе, — заявил Лазу, — а ты ступай дальше. Мне надобно собрать людей. — Голос звучал так сурово, словно он говорил с заклятым врагом.

Пройдя несколько шагов, он обернулся и увидел, что Ион удаляется, согнув плечи, низко опустив голову, словно придавленный тяжелой ношей.

«Эх, будь оно все трижды проклято! Родная кровь не вода! — подумал Лазу. С досады он надвинул шапку на глаза. — Брата не вырвешь из сердца… никак…»

Чтобы сократить дорогу, Ион двинулся напрямик через поле. Ступал он тяжело. Ноги глубоко увязали в мокрой земле, порой он хлюпал по лужам. На вспаханном поле кое-где поднялись побеги пшеницы. Оно простиралось, плоское как ладонь, голое, клейкое. Под ногами чавкала грязь. То тут, то там виднелись черные заросли кустарника, одинокие деревья, молодой ивняк на берегу ручейка. В тумане каркали голодные вороны. На ботинках налипла грязь, и казалось — они налиты свинцом. Несмотря на это, Ион шел быстро и все ускорял шаг, словно боясь куда-то опоздать.

— Вот она — свекла! — проговорил он почти вслух и в ярости топнул оземь. Вырвав свеклу, он внимательно ее осмотрел, потом пошел дальше. Разгорелись щеки. Горели ладони рук. Как будто ему не терпелось поколотить кого-то как следует. Поколотить и отвести душу. Но никого не было. Вокруг было пусто. Только туман. Беловатый, холодный, сырой туман, словно просеивающийся сквозь сито. Он забивался в рот, в нос, застилал глаза, полз по спине и заставлял Иона ускорять шаги.

У ворот правления Ион остановился.

Вывеска была на своем месте, на покатой крыше из дранки. Каждое утро он смотрел на нее, и выведенные на ней слова, казалось, согревали его и подбадривали:

Ион Хуцуля, как всегда, с легким замиранием сердца нажал щеколду калитки, но впервые за все время лицо его вдруг помрачнело, когда он бросил взгляд на двор. Широкий двор, хозяйственные постройки, на которые еще совсем недавно он не мог насмотреться, все теперь показалось ему каким-то совсем иным, подобно тому как накануне вечером он увидел в ином свете своего брата.

Прохожий бросит беглый взгляд на обнесенный забором двор, но совсем по-другому видит все заботливый хозяин, который сразу приметит острым взглядом и подгнившую подпорку в углу, и мусор, спрятанный за бурьяном.

Ион Хуцуля только теперь понял, что до сих пор он не смотрел на все окружающее хозяйским глазом. Правда, хозяйственные постройки были большие, вместительные, амбары имели внушительный вид, но они стояли без крыши, их заливало дождем и стены мокли.

Ион почувствовал, что на него давит туман и тишина, господствующая во дворе; ему больно видеть пустые строения, которые еще не закончены, но уже разрушаются. Как это он до сих пор не замечал всего этого! А теперь у него точно спала с глаз пелена; он больше не может смотреть с восхищением на внушительные голые амбары, сырые и не покрытые до холодов. Теперь ему известно, что свекла все еще лежит в земле, хотя ей давно пора находиться в амбарах; он знает, что от этих построек один убыток колсельхозу и они принесли несчастье его брату. Но полно, разве, в самом деле, они принесли брату несчастье?! «Эх, Ион, Ион, ты все еще обманываешься! — сказал он себе. — Даже теперь? когда все выяснилось? И теперь ты все еще прислушиваешься к голосу сердца! Какой же ты дурень, Ион!»