Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

— Дай бедняге хоть немного… — попытался Датку-барабанщик побороть упорство Пилу. — Не стыдно тебе?

— Ишь чего выдумал! — пробормотал Пилу, искренне удивленный. — Я милостыню не подаю! Все вы мошенники…

И, оттолкнув безбородого, он ушел, бормоча себе что-то под нос.

— А я как же? — захныкал Геб, но, видя, что никто не обращает на него внимания, в гневе бросился вслед за Пилу. — Шагу для тебя больше не ступлю! — скулил он, негодуя, как ребенок. — Молока тебе приносить не буду! Корову обратно не отдам! Удушу ее, топором зарублю!..

— Датку Пинтя! — выкрикнул Кирикэ следующую фамилию. Жестокий и неумолимый в своей радости, он забыл про Василикэ Геба.

Раздав последние деньги, Кирикэ вновь увидел перед собой Думитру Кожеску. В кожухе, наброшенном на плечи, он стоял перед ним, с серьезным, почти торжественным видом. Слева от него — хромой, председатель сельсовета, справа — Датку-барабанщик.

— Все?

— Все! — сказал Кирикэ, приготовившись к новым неприятностям.

— Тогда вот… мы… — С этими словами Думитру Кожеску достал из-под кожуха пузатый кувшин и три стакана. — Мы… как в пословице говорится: кто старое помянет, тому глаз вон…

Сказав это, он поставил на край стола стаканы и наполнил их.

— Мы хотим чокнуться с тобой, потрудился ты, парень, на славу, что и говорить, молодой, да дельный!.. Мы, — продолжал он спокойно и ласково, — бывает, иногда и погорячимся — скажем лишнее. Язык мой — враг мой.

Взяв самый полный стакан, он протянул его Кирикэ, другой — хромому, третий — Датку Пинтя, сам же с важным и торжественным видом поднял кувшин.

— Язык мой — враг мой… Так что вот мы и порешили угостить тебя стаканчиком… Много у нас до сих пор торговцев хороших в деревне перебывало, но честных — ни одного! Таких не видывали!.. Так что… как говорится, до дна!..

Кирикэ смотрел на большой стакан, наполненный до краев, и содрогался при мысли, что там была, без сомнения, крепчайшая цуйка, какую пьют по праздникам в этой каменистой местности горной Олтении. Он хотел что-то ответить, невнятно пробормотал несколько слов («Мы по сути дела… государство… Тем более что это не я… Если бы был товарищ Турку…»), но, совершенно не привыкший к речам подобного рода и просто неподготовленный, запнулся. Однако было ясно видно, что Кожеску и не ожидал от него никакой речи. Остальные также. Но вот если бы он не выпил одним духом, запрокинув голову, стакан цуйки, как настоящий мужчина, без лишних слов, Кожеску считал бы себя смертельно оскорбленным. Также и остальные.

Кирикэ поднял стакан и, задержав на миг дыхание, выпил до дна. («Хуже смерти ничего не будет», — утешал он себя.)

И действительно, так оно и было: не хуже, но и не лучше.

Спустя час, сдвинув кепку на затылок и расстегнув куртку, Кирикэ шел рядом с Икэ Леве по направлению к Томешть. Он старался идти прямо посреди дороги, и это ему удавалось, так как время от времени Икэ, ответственный за транспортировку, поддерживал его.

В голове у него смутно бродили какие-то мысли — надо было рассчитаться с Нетя, Пилу-«посредником», Дроном и Василикэ Гебом… ему казалось также, что он забыл сделать что-то очень важное… то, что требовалось… ему следовало бы быть недовольным собой, а он наоборот… А Икэ Леве, веселый и добродушно настроенный, торопливо вел его по направлению к Томешть, где сегодня же ночью, как он говорил, перед тем как приступить к работе, бригада должна была устроить «небольшое совещание» именно по поводу всех этих вещей, отлично известных и самому Икэ.

Смеркалось.

До конца деревни оставалось еще домов десять, когда ветер отчетливо донес до слуха Кирикэ звук барабана. Он остановился, прислушиваясь, и вскоре различил голос барабанщика Датку:

— Эй, люди добрые, что продали сегодня ягнят государству! Приходите в сельсовет! Да смотрите не по одиночке, а все сразу приходите! Получать деньги — излишек, что остался после взвешивания ягнят! Деньги уже и розданы. Я своими глазами видел, как все получали! Я и сам тоже получил!.. Ну, еще разок! Эй, люди добрые, товарищи, что продали сегодня ягнят государству!..

Видать, Пинтя Датку хотел во что бы то ни стало выполнить свой долг до конца.

Умильно улыбаясь, Кирикэ двинулся дальше.

— Н-н-ну и мо-ооо-ки! — послышался вслед ему стон.

К досаде Икэ Леве, Кирикэ снова остановился и стал прислушиваться.

— …Получать деньги — излишек, что остался после взвешивания ягнят… — задыхаясь продолжал «по второму заходу» Пинтя Датку.