Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Положив возле себя деньги, Кирикэ вздохнул, взял список и печальным голосом прочитал первую фамилию: Кожеску Думитру.

Думитру Кожеску, человек лет сорока, смуглый и неказистый на вид, вместо того чтобы подойти к столу, где его дожидался Кирикэ, точно прирос к бревенчатому полу и, подозрительно, исподлобья глядя на него, раздраженно сказал:

— Я — Думитру Кожеску. Что надо?

— Вот… тут… разница… — робко пояснил Кирикэ, совершенно не понимая, откуда такая враждебность. — Вам причитается получить двадцать один лей пятьдесят бань. Ведь объявляли по радио…

— Что такое объявляли? — ощетинился Кожеску.

— Иди получай деньги! — подталкивал его хромой, оказавшийся, как успел узнать Кирикэ, новым председателем сельсовета.

— Нет, пускай он сам скажет! Тебе-то что надо? — набросился Кожеску на хромого.

Потом снова обратился к Кирикэ:

— Что объявляли?

Кирикэ постарался как можно обстоятельнее объяснить, откуда взялась эта разница.

— Гм! — колебался Кожеску, снедаемый сомнением, — чего же вы мне эту разницу с самого начала не дали?

Хромой прыснул со смеху. Пинтя Датку сделал ему у знак, чтобы он молчал, но тотчас, не выдержав, сам засмеялся, с трудом переводя дыхание.

— Молчите вы, черти! — вышел из себя Кожеску.

Но, видя, что смех не стихает, — теперь уже смеялись и остальные, — вздохнул и с видом человека, задетого за живое и способного теперь на все, двинулся к Кирикэ.

— Ну, раз так, давай сюда деньги! — и, крепко выругав неизвестно кого, добавил: — Двадцать один лей пятьдесят бань… Давай их сюда!

Видно было, что он ничего не надеялся получить.

— Пожалуйста, распишитесь…

Думитру Кожеску внимательно прочитал все, что было написано против его фамилии, не спеша подписался, бросил ручку (Кирикэ с одной стороны, а крестьяне с другой не сводили с него глаз) — и пересчитал деньги. Пересчитал раз, другой, третий… и рассмеялся.

— Заплатили все-таки, черт возьми!

— Раду Кириак! — выкрикнул Кирикэ следующую фамилию, оскорбленный этим бессмысленным весельем.

— И Раду заплатят, умереть мне на месте, ежели не заплатят! — хохотал Кожеску, идя к двери.

Но, остановившись на полпути, с трудом сдерживая смех, он повернулся и снова подошел к Кирикэ:

— Зачем отдаешь деньги, товарищ, а?.. Не понимаю, ей-богу!

— Я же сказал…

— Коли у вас остался излишек, — продолжал Кожеску, который явно не слушал Кирикэ, — то почему же вы не положили его в карман? Или отдали бы государству! Заработали — и держите!

Кирикэ пожал плечами. Если бы он был уверен, что Кожеску не поднимет его на смех, он попросил бы его подождать, пока будут розданы деньги: потом он бы ему все не спеша объяснил.

— Знаешь почему? — пришел ему на помощь только что вошедший Икэ Леве, появляясь из-за спин крестьян, стоявших в очереди. — Чтобы дураки удивлялись. Вот зачем!

И, довольный собой, ушел, что-то мурлыча себе под нос.

— Ах, вот зачем?! — задумался на минуту Кожеску над словами Леве, вопросительно глядя на Кирикэ.

А Кирикэ, не зная, какой еще напасти ждать ему после выпада Леве, в замешательстве смотрел на ведомость и молчал.

Думитру Кожеску, видя, что односельчане вновь развеселились, пришел в ярость.

— С такими торговцами… — гневно проговорил он, не скрывая своего презрения, — государству несдобровать! Все полетит к черту! Слышишь?

Он ушел, но с улицы еще некоторое время доносился его голос: «С вами государство в трубу вылетит!»

— Ну и мошенники эти румыны! — словно утешая себя, стонал Пилу. А Василикэ Геб, стоя рядом, все время кивал головой и смиренно, с плаксивым видом поглядывал то на Кирикэ, то на Пилу, то на крестьян, пересчитывавших деньги…

— Каркалецяну Драгомир Пилу! — крикнул наконец Кирикэ и, отсчитав ему деньги, спросил: — Все правильно?

Пилу пробормотал свою обычную фразу, вероятно желая этим сказать, что как бы там ни было, а деньги ему дали без обмана.

Повернувшись, он наткнулся на своего приятеля Василикэ Геба.

— А я как же? — заскулил тот.

— Костя Жиану! — поспешил Кирикэ выкрикнуть следующую фамилию, надеясь таким образом поскорее отделаться от Пилу и Геба.

— А я как же? — не отставал Василикэ Геб, загораживая Пилу дорогу. — Купить не купил ягнят, а продать продал, заплатить не заплатил, а деньги в карман кладешь. Не успел домой прийти, как уж прибежал за разницей… А я что же?

— Что с воза упало, то пропало…

— Костя Жиану! — снова выкрикнул Кирикэ, улыбаясь, и, взглянув на крестьян, ожидавших своей очереди, понял, что лед между ним и этими людьми растаял.