Заза Двалишвили - Сон Геродота

Торнике сначала молча смотрел на меня, потом быстро взял кинжал, спрятал под одежду и о чем-то задумался.

– Мама, ты сказала, что отец завтра спустится сюда? – При этих словах он с каким-то странным выражением смотрел на меня.

– Да, я сама слышала об этом.

– Может быть, он будет даже не вооружен? Наверняка не вооружен. А у меня кинжал, и он об этом не знает, поэтому и не будет ждать нападения. Мама, понимаешь, мне не надо никуда бежать, ведь он сам придет сюда.

Услышав эти слова, я ужаснулась. Не знала, как быть. Ломая руки, умоляла сына выкинуть из головы эту страшную мысль. Но Торнике избегал моего взгляда и зло улыбался.

– Мама, ты только постарайся устроить так, чтобы он вошел сюда один, без охраны. Остальное я сделаю сам.

– Сынок, ведь он твой отец. Ведь только что сам клялся, что против него у тебя не было никаких злых умыслов.

– И ты этому поверила? – В голове Торнике послышались насмешливые нотки.

– Тогда слушай меня, сынок. Если ты не выбросишь из головы эту нечеловеческую мысль, я сейчас же поднимусь к твоему отцу и обо всем ему расскажу. Потому что такой сын и вправду заслуживает смерти.

Насмешливая улыбка сразу исчезла с лица моего сына. Замешавшись, он некоторое время смотрел на меня, потом осторожно приблизился, взял мои руки и нежно поцеловал их.

– Ты моя мать, ты не сможешь мне изменить. Мы оба знаем об этом. Ты ничего не скажешь отцу.

И мой сын был прав. Несмотря на то, что всю ночь не сомкнула глаз, мужу я не сказала ни слова. Утром Губаз спустился в подземелье. Слуг я оставила во дворе, а сама тайком пошла за ним. Всего несколько ступеней оставалось до входа в подземелье, когда оттуда послышался холодный крик и звон оружия. Догадавшись, что сын мой выполнил свой страшный замысел и напал на родного отца с целью убить его, я сразу забыла об осторожности, кинулась к двери и резко приоткрыла ее. Окровавленный Торнике лежал на полу и корчился от боли, а мой покойный муж, коленями опираясь на его грудь, как мне показалось, собирался придушить его. Наши взгляды встретились друг с другом. Торнике не мог ничего говорить, изо рта его шла пена, но глаза молили о помощи. Какая мать сможет спокойно смотреть, как душат ее дитя? Наверное, это была судьба, но именно тогда я заметила кинжал, который вчера передала сыну. Он лежал на полу в двух шагах от борющихся. Я схватила его. Еще через мгновение мой взгляд опять встретился со взглядом Торнике. Сейчас я и сама не помню, как все произошло. Оказавшись за спиной мужа, я глубоко вонзила острый кинжал в его грудь. Что произошло дальше, я не помню. Тело моего мужа сразу обмякло и повалилась в сторону. На лестнице послышался шум, дверь открылась, и в комнату ворвались тюремщик, охрана, слуги…

Чем я мог утешить бедную женщину? Конечно, отпустил грехи и сказал несколько теплых слов. Сохранение тайны исповеди – это наша святая обязанность. Поэтому я и словом ни с кем не обмолвился. Князь Губаз в тех краях был видная личность, и эта история получила широкую огласку. И как велико было мое удивление, когда на суде в убийстве обвинили юного князя. Ходили слухи, что судья имел неопровержимые доказательства его вины. Я оказался меж двух огней. Как священник, я был обязан хранить тайну исповеди, а как человек, не мог не сказать правду. Долго я колебался, и, в конце концов, решил ценой гибели собственной души спасти ближнего. Пришел к судье и все рассказал. Судья Вамег, как и я, был большим любителем охоты. Наверное, поэтому между нами с самого начала установились теплые дружеские отношения, и к тому времени мы как старые знакомые встречались друг с другом. Он внимательно выслушал меня, и, когда я закончил свой рассказ, задал несколько вопросов. Видно, искал противоречия в моем рассказе. Потом тяжело вздохнул и покачал головой.

– Не знаю, не знаю, ты хочешь сказать, что я осудил невиновного человека? Во всяком случае, как видно из твоего рассказа, убийство было совершено не руками Торнике, и, к сожалению, для правосудия это самое главное, – в голосе Вамега чувствовалось недовольство.

И тогда, и позже я замечал, что слуги правосудия очень не любят, когда кто-нибудь докажет, что они ошибаются, даже если при этом восторжествует справедливость. В этом они все похожи друг на друга.

– А как мне быть сейчас? – смущенно спросил я и с ожиданием посмотрел на судью.

Вамег взял со стола сверток пергамента и протянул его ко мне.

– Прочитай, это показания молодого князя Торнике. Он сам во всем признался. Признался без всякого принуждения, и когда он рассказывал, как убил своего отца, у меня не возникло даже сомнений в его искренности. А ведь я уже двадцать лет судья, и до сих пор мое чутье ни разу меня не подводило.