Олег Попцов - И власти плен...

Что мешает нам разойтись? Напрягаешь зрение, чтобы различить номера автобусов. Сколько я их уже пропустил? Что-то удерживает, мешает. Фатеев не тот человек, с которым я могу быть откровенным. Однако это он заметил меня, его внимание ко мне было искренним, я должен дать ему понять, что оценил это. Мне неловко, но я всякий раз оглядываюсь на очередной автобус.

Я был готов его подвезти, думал в это время Фатеев, но теперь уже и крюк сделать некогда, если только по пути… Он невозмутим, у него все в порядке. Я не обманул его: Левашова на заводе вспоминают. После него сменились три главных инженера, Метельников любого готов отпустить безболезненно. Если бы Левашов поинтересовался, кто именно его вспоминает, я бы ему ответил — генеральный. Метельников как-то пошутил: «У меня две левые руки и ни одной правой. Все они неплохие ребята, но их надо учить. В этом разница. Левашов учил меня, а этих приходится учить мне». Я хотел поинтересоваться, почему Левашов без машины, но вовремя спохватился: он всегда был крайне обидчив.

— Моя машина в вашем распоряжении. — Полчаса назад это было сущей правдой. Теперь же я попросту блефовал. Лимит времени исчерпан.

— Если только до метро, — сказал он и стал неловко запихивать свое крупное тело на заднее сиденье. — Одна в ремонте, вторая сломалась в квартале отсюда. Есть еще «Икарус». Хорош бы я был, разъезжая по городу один в пустом «Икарусе». — Он засмеялся, и я засмеялся.

У метро он долго выбирался из машины. Я тоже вышел. Левашов тяжело дышал, раздувая щеки. Приметно отяжелел мужик. Объяснил не то с обидой, не то успокаивая себя: «Курить бросил». Я все ждал, неужели так и не скажет: «Привет Метельникову»? Не сказал. Задержал мою руку в своей. У него всегда были влажные руки. Мы с ним почти одного роста, его лицо рядом с моим. Еще раздумывает, еще не решил… И все-таки он не выдержал:

— Я слышал, Метельникова сватают на главк?

Я ответил: точно никто не знает. Он не выразил отношения ни к своему вопросу, ни к моему ответу. Пошел сквозь крутящуюся метель, слегка раскачиваясь, не обращая внимания на слякотный снег под ногами.

Фатеев спешил. Последние приготовления к банкету. Он сделал все, чтобы избежать ненужной самодеятельности. Договорился с двумя цветочными магазинами. Отладил микрофон — народу достаточно, микрофон понадобится, всех не перекричишь.

Договорился с музыкой: тоже все непросто, хотел как лучше — пригласить заводской ансамбль, но Метельников так на него посмотрел… Ну, не понравилось, скажи просто — не надо. Мы так не можем, мы цельная натура! Не разжимая зубов, чтобы не было никаких сомнений: презирает. «Оставь свои купеческие замашки». Ну, хорошо, оставил, а дальше? Ты миллионер? У тебя счет в международном банке? На какие шиши музыку заказывать? Ах, и магнитофон сгодится? Ну-ну, давай. Нет, чтобы выслушать понимающего человека и намотать на ус. Я же объяснял, ребята со всей душой. Поиграли вечер — два дня отгул. Разве плохо? Кому нужна твоя щепетильность? Завтра они к тебе придут, они же победители республиканского конкурса, их надо посылать на всесоюзный. Ты что же, скажешь «нет»? Как бы не так, ты же у нас меценат. Подпишешь всем командировки, еще и костюмы оплатишь. Тогда ответь мне: должны они это ценить или не должны? Если хочешь знать, у меня и в мыслях не было их приглашать. Сами напросились, пришли и говорят: «Для нас — большая честь».

Скорей бы уж все кончилось. Еще эта канитель с фотопортретом. Отобрали несколько фотографий. Отдали на увеличение. Редактор заводской газеты просил подъехать и решить окончательно, какую выбрать. «Я на себя ответственность взять не могу». И Фатеев поехал визировать качество улыбки генерального директора. Лучшей оказалась та самая фотография, сделанная не поймешь где. По предположению, это была встреча с делегацией французских промышленников.

— Очень многозначительная усмешка, — с сомнением сказал редактор. — И потом этот жест… Поймите меня правильно, присутствующие могут посчитать, что и усмешка и этот отрицающий жест адресованы им, а не французским промышленникам. Я слышал, ожидается министр. В общем, решайте. Мое дело — предупредить.

Фатеев понял наконец, что́ его не устраивает в голосе редактора: вкрадчивая назидательность. Фотографии были метровыми. Редактор брал их двумя руками и поднимал над головой, как поднимают рекламные плакаты.

— Остальное традиционнее, конечно, — сказал редактор, — но…

— Бесстрастные, пустые, — сказал Фатеев. Он знал, что все фотографии сделаны либо самим редактором, либо фотокором многотиражки. Кроме той. Ту сделал корреспондент ТАСС, он приезжал вместе с французами. Редактор обиделся.