Утром они подъехали к заводу почти одновременно. Фатеев окликнул генерального, тот не обернулся, лишь придержал шаг, разрешая догнать себя. Рукопожатие получилось отрывистым, Метельников был взвинчен. Фатеев видел его лицо сбоку, почти в профиль, заострившееся, похудевшее. Он хотел разглядеть выражение лица, но это было не просто, Метельников шел быстро, не оглядываясь, около лифта не остановился, шагнул к лестнице. Только в коридоре третьего этажа убавил скорость. Обычно он поднимался к себе по другой лестнице, в конце коридора; это была небольшая директорская хитрость, безразличие его было обманчивым, он рассеянно отвечал на приветствия, не всматриваясь в лица, но торопливые шаги и рассеянность никого не могли обмануть: он видел и слышал все. Импровизированный инспекционный обход. Оказавшись в своем кабинете, он мог безошибочно назвать отделы, комнаты, которые за пять минут до начала рабочего дня были закрыты. А значит… Какого черта! Ему не нужна дисциплина ради дисциплины. Он желал, чтобы точность стала естественным состоянием управленческого аппарата.
Сегодня он приехал к семи. Не бессонница погнала его из дому в столь ранний час. Другое. Не хотелось здороваться с каждым встречным, выслушивать поздравления, непременно что-то говорить в ответ, отшучиваться, актерствовать, когда на душе муторно и неспокойно… «Чего Фатеев увязался? Вот если только побегу по коридору, тогда, может, отстанет». Он представил себя бегущим по коридору. Фатеев непременно застынет в недоумении, но тут же спохватиться и побежит следом. Метельников уже видел, как они бегут по совершенно пустому коридору, и уборщицы, напуганные грохотом шагов, еще больше напугаются, когда узнают в бегущих мужиках директора и его заместителя.
Идея показалась ему озорной, он засмеялся и побежал. Хватая воздух ртом, Фатеев нагнал генерального. Он никак не мог понять этой выходки начальства. Первую минуту сидел, прикрыв глаза, перед открытым окном, приходил в себя.
Последнее время Фатеева преследовала навязчивая мысль: Метельников отдалился, появилась дистанция. Они не ссорились, никаких видимых перемен, и в то же время отношения стали другими. Он не мог сказать: Метельников избегает меня, но чувствовал, ловил на себе изучающий взгляд, и становилось нестерпимо трудно делать вид, что ты не замечаешь этого взгляда. Фатеев пробовал разозлиться, всколыхнуть в себе обиду, дерзость, обратиться непременно на «ты», подчеркнуть некое равенство в отношениях: «Что ты меня все время разглядываешь?» Неприятный это был взгляд. И не поймешь, что именно он выражал. Тревогу ли, досаду? Так смотрят на виноватых: выжидательно и обязывающе.
Фатеев отводил глаза. С какой стати он должен чувствовать себя виноватым? Если и желает кто нового назначения Метельникова, так это он, Фатеев. Своя корысть. А почему отказываться от корысти? Главк — промежуточная ступень. Метельников пойдет дальше. Двинется Метельников, не засижусь и я. Неважно, кто придет ему на смену: умный или дурак. Главное, придет другой человек. Фатеев подлаживался под Метельникова, угождал Метельникову, потому что это был Метельников, потому что в свое время Метельников подобрал его на улице.
В ту пору я был человеком с сомнительной биографией. Когда Метельников посмотрел мое личное дело, он даже присвистнул. Наиболее выразительные места автобиографии читал вслух. Спросил, как я сам оцениваю свое положение. Со сдержанным оптимизмом, сказал я. В моем положении реальным был только юмор. Мой ответ ему понравился. «Как это вас угораздило собрать такой букет? Освобожден, отозван, привлечен…» Что я мог ответить? Что поплатился за пижонство, что ничего немыслимого, недостойного не совершал? Интриги, мол, зависть? Нужно было на ком-то отыграться, выбрали меня? Ничего такого я говорить не стал. «Наверное, я самый плохой. Во всяком случае, в этом меня старались убедить. — «Ну и как, убедили?» Мне показалось, он собирается мне отказать, и я разозлился. «Нет, поколебали. Я считал, что я самый лучший. Теперь сомневаюсь. Вижу, есть лучше меня. Вот и весь разговор». Мой выпад остался без ответа. Он взял меня на работу. Как это назвать? Поверил? Понял меня, пожалел?
Недавно спросил его: «Ведь ты рисковал, я знаю, тебе досталось из-за меня. Не побоялся? Или не верил, что будут неприятности?» Мы сидели на веранде его дачи. Он вечно что-то мастерил. Ответил так, словно ждал моего вопроса: «Ты белая ворона. Я белая ворона. Тогда я подумал: а что, может, удастся собрать стаю? Представляешь, стая белых ворон? Все за голову схватятся. А неприятностей действительно не ждал, врать не буду».
Читать дальше