Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

Джаред исчезает, и его место занимает Зо, встав прямо передо мной.

– Что не так? – спрашивает она. – Ты не хочешь, чтобы у тебя на груди было лицо моего брата?

А что если взять один из значков и воткнуть булавку себе в глаз? Это будет справедливым наказанием?

Зо окидывает взглядом столовую.

– Ему было бы противно это. – А затем снова поворачивается ко мне: – Ты так не считаешь?

Ее голос звучит искренне, словно она хочет знать, что я думаю. Но опять же, это может быть проверкой.

– Вероятно, – отвечаю я.

В ее взгляде столько значений. Я не могу понять, каких именно, но суммарный их вес колоссален, и все это наваливается прямо на меня.

Она хочет уйти, но что-то мешает ей. Опускаю глаза, чтобы увидеть, куда она смотрит. А смотрит она на гипс. На то, что на нем написано. Мне хочется узнать, какое у нее при этом выражение лица, но уже поздно: она довольно далеко от меня и слилась с толпой.

В компьютерном классе меня охватывает мрачное чувство. На прошлой неделе Коннор Мерфи украл мое письмо. Я даже не знал, что он был здесь. И теперь оглядываюсь, проверяя, один ли я. Вижу нескольких ребят. Коннора не вижу. Разумеется, не вижу. Его нет в живых. Невозможно видеть людей, которые умерли.

Может, он был бы жив сейчас, если бы я не распечатал то идиотское письмо. Нажав кнопку на клавиатуре, я будто запустил трагическую цепную реакцию. Если бы вай-фай не сработал и письмо не дошло бы до принтера, Коннор был бы жив. Если бы мама не назначила мне встречу с доктором Шерманом именно на тот день, Коннор был бы жив. Кроме того, если бы я не сломал руку, на ней не было бы гипса, на котором расписался Коннор, и, возможно, я смог бы развеять миф о нашей дружбе, прежде чем он затвердел бы опять же как гипс.

Учитывая, с какой высоты я падал, я мог сломать не только руку. Мне повезло. Все так говорили. Я не чувствовал себя очень уж везучим, когда лежал под деревом с нестерпимой болью в руке. Но все же удача оказалась на моей стороне. Я мог сломать спину. Мог раскроить череп. А могло быть и еще хуже.

Лесник Гас отвез меня в больницу. И все спрашивал, что мне понадобилось на дереве. Я не знал, как объяснить ему, что мне внезапно захотелось залезть на это чертово дерево, хотя я должен был работать. И с ходу сочинил историю, которая могла бы оказаться и получше, – мол, хотел найти убежавшую собаку. Она скрылась, прежде чем я успел схватить ее, а я погнался за ней. И подумал, что сверху мне будет лучше видно, куда она рванула.

– Ты должен был позвать меня по рации, – сказал лесник Гас. – Сколько раз я говорил тебе это? Если случается что-то необычное, твоя обязанность – сообщить мне. – Он очень рассердился.

Было несколько случаев за лето, когда неожиданное повышение голоса лесника Гаса заставало меня врасплох и мне приходилось напоминать себе, что, хотя я и считаю его другом, на самом-то деле он – мой начальник. Один раз это произошло, когда я попытался назвать его просто Гасом, опустив слово «лесник», и он немедленно поправил меня.

– Правила нужны для того, чтобы ты был в безопасности, – сказал лесник Гас с водительского сиденья одного из принадлежащих парку грузовиков. – Чтобы в безопасности были все, в том числе и парк. А у меня такое впечатление, что ты выбросил мои слова в окно.

Он был прав. Если честно, в тот момент я совершенно не думал о безопасности. Моя голова была занята другим.

– Послушай, я знаю, что тебе больно, – сказал лесник Гас. – Но если это тебя ничему не научит, твоя боль будет напрасна.

Я не возражал против того, чтобы лесник Гас наезжал на меня. На самом-то деле я был благодарен ему за это.

– Ты звонил своим? – спросил он.

Реакция лесника Гаса оказалась лучше, чем отношение к случившемуся моего отца. Когда я разговаривал с ним на следующий день, он начал рассказывать о своей старшей падчерице Хейли, сломавшей кисть в прошлом году. Папа поведал, как быстро она зажила и Хейли снова стала играть в спортивные игры. Если он пытался сделать так, чтобы я почувствовал себя лучше, то у него это не получилось. Я бы предпочел какие-нибудь другие слова. Он мог высмеять меня, потому что я такой неуклюжий, или высказать сочувствие простым «хреново», или же рассказать о переломе, который был у него в детстве. А про Хейли мне тогда слушать не хотелось.

– Я оставил маме сообщение, – сказал я леснику Гасу. – Думаю, она на занятиях. – По какой-то случайности в тот день, когда мы приехали в больницу, ее там не было. Помню, что почувствовал большое облегчение по этому поводу.