Фатима Мирза - Место для нас

Следующие несколько недель Амар сторонился ее, словно присутствие Хадии напоминало ему о тех днях, когда матери не было рядом. Вскоре Амар пошел в первый класс, и ему пришлось учиться усидчивости. Справиться с этим было непросто. Амар звонил матери и умолял, чтобы она забрала его сразу после ланча. Узнав об этом, отец так рассердился, что ударил Амара вешалкой и сказал, что ему пора перестать быть ребенком – отныне он будет оставаться в школе целый день, как все остальные. После того случая Амар звонил только Хадие.

Она садится на кушетку рядом с братом. Хрустит пергаментная бумага-покрывало. Амар благодарит ее и снова переходит на английский.

– У тебя смешная губа. – Он усмехается, кривя рот.

Хадия облизывает треснувшую губу.

– Это после вчерашнего вечера? – спрашивает Амар.

Хадия не отвечает. Последнее время Амар делает все, чтобы отец злился только на него, а не на сестер. Если Худа замечает, что ужин невкусный, и отец осаживает ее строгим взглядом, Амар тут же добавляет, что ужин не просто невкусный, а противный. После этого отец смотрит исключительно на Амара, не давая ему возможности усомниться в том, что сын испытывает родительское терпение.

– Всего лишь небольшая трещина, – говорит Хадия с уверенностью.

Тикают часы. Медсестра что‐то печатает в другой комнате. Клавиши щелкают быстро и громко.

– Жил-был мальчик, – продолжает Хадия, – который как‐то переполошил всю деревню криком: «Волк! Волк!» Все бросились ему на помощь, в том числе и его испуганная сестра. Но когда люди добежали до поляны, откуда раздавался крик, то не увидели волка – только лукаво улыбавшегося мальчика. Люди решили, что мальчику верить нельзя. «В следующий раз, когда он крикнет “Волк! Волк!”, мы не будем его слушать, а займемся своими делами», – решили они.

Амар сдувает прядь волос, упавшую ему на лоб, словно рассказ его не занимает.

– Даже его сестра убедила себя, что брату не стоит верить, – продолжает Хадия, стараясь говорить серьезно. – Не было никакого волка. Сестре нужно было писать свой конспект и сидеть в классе.

– Ерунда это все, – отмахивается Амар.

– Как хочешь. Главное – урок.

– Что за урок?

– Люди больше не хотели помогать мальчику. И когда волк действительно напал на него, то на крик о помощи никто не пришел. Никто не поверил.

Прежде чем уйти, Хадия обязательно скажет, что Амару следует оставаться в классе, как бы это ни было трудно, и что он больше не должен мешать ей во время занятий.

– Но ты же не поступишь так. Ты всегда придешь, – говорит Амар, немного помолчав.

Она сдается. Сколько ей еще придется сидеть здесь, пока Амар не успокоится и не вернется в класс? Она растирает большим пальцем следы-полумесяцы, оставленные ногтями на руке.

– Почему ты всегда делаешь это? – спрашивает Амар.

Хадия вытягивает рукав свитера и прячет отметины, чувствуя себя так, словно брат открыл одну из ее тайн. Надеясь его отвлечь, она переводит взгляд на стрелки часов.

– Хадия!

– М-м?

– Не говори папе, пожалуйста.

– Не скажу.

Они сидят молча. Говорить не о чем. Хадия знала, что Амар солгал, когда жаловался на боль в животе, но он все равно зачем‐то держится за живот руками. Сейчас брат похож на медвежонка. Он болтает ногами, которые не достают до пола, кладет голову ей на плечо, а она изучает постер о теле человека и здоровом питании. Хадия думает о том, что, если запомнит хоть что‐то из того, что там написано, это может ей пригодиться.

Каждый уик-энд устраиваются сотни вечеринок в домах друзей, и он их терпеть не может. Там невыносимо почти все. Бесконечная болтовня ни о чем. Неотступный взгляд отца, который постоянно проверяет, уважительно ли сын обращается со взрослыми. Не дерется ли и не грубит ли ровесникам. Не исчезнет ли с теми, кого называет друзьями, тем самым оскорбив хозяина. Удерет ли он, чтобы выкурить сигарету в нескольких кварталах от места празднования или чтобы просто посидеть на обочине и пожаловаться на жизнь. В карманах мальчишек всегда есть мятные конфеты. Иногда ребята едут в ближайший «7‐Eleven», чтобы купить газировки, хотя на вечеринке она льется рекой. Все это ради того, чтобы пощекотать себе нервы. Ради недолгого побега и удовольствия услышать щелчок открывающейся банки, купленной втайне.

Больше всего Амар презирает необходимость соблюдать внешние приличия. Они кажутся ему удушливыми и фальшивыми. Всегда одно и то же меню, одна и та же комбинация блюд. Он не выносит даже обычай разделять женщин и мужчин: женщины на одной стороне дома, мужчины на другой, за перегородкой или плотной занавеской.